( попытка массового суицида)

Мне приснился кошмар. Будто бы стою на Высшем Суде, перед грозной Сущностью в качестве свидетеля защиты. Я, вообще – то, и в жизни бренной не люблю быть свидетелем. В этом статусе всегда незримо существует грань, которая слишком слабо отделяет тебя от соучастника. Видел, мол, значит участвовал. Тем более во сне. Ведь чему учит нас идеалистическая метафизика?
Существует, потому что видишь. Значит, сам виноват.
- Грешник,- обращается ко мне Сущность,-рассказывай!
- Светозарный!- начал я,- на моих глазах около тридцати тысяч евреев одновременно пытались покончить с собой. За что караешь?
- Лишаю тебя слова,- по-земному затыкает мне рот Сущность,- выведите сви -детеля защиты и введите свидетеля обвинения.
Меня выводят из зала и сажают в Камеру Падающих Звёзд ( по ихнему - КПЗ),
А в зал вводят свидетеля обвинения…меня.
- Отмщенье мя и аз воздам. Но по порядку,- произносит судья.
Итак, я обвиняю! Место совершения преступления – ашкелонский народный парк на берегу моря. Причина – День независимости Израиля. На въезде в парк вытянулись вереницы автомобилей, ощетинившиеся мангалами, столами и стульями. В каждой машине находились в среднем по четыре человека. Пахло мясом и углём, и стаи собак, принюхиваясь, в несбыточной надежде метили колёса автомобилей. Эта, мол, моя! Автомобили отдыхающих, гулко шкрябая поддонами багажников по асфальту, медленно и многообещающе вплывали в парк. В багажнике ехала ЕДА. Заполыхали первые мангалы, заполняя утренний воздух зловонием дыма, зашипели стейки, ножки, крылышки и другие потроха.
Отдыхающие всё прибывали. И уже с трудом разгорались мангалы из-за недостатка в воздухе кислорода, съедаемого автомобильными моторами и отравленного выхлопными газами. А автомашины всё ехали и ехали. Ими уже был заполнен весь берег, вся центральная часть парка, и храбрые ашкелонские полицейские перекрывая проезды, чтобы не создавать «пробок», направляли машины к дальним автостоянкам. Но желающие хлебнуть хрустального, целебного морского воздуха, оставив за километр воняющих гарью «коней», с гроздьями детей на шее и сорокакилограммовыми ящиками- термосами, мангалами, столами и стульями, тёщами и женами тащились уплотняться ближе к берегу. Но мест не хватало. А кому не хватало мест – располагались где стояли. И разжигались мангалы. На каждые, примерно, четыре человека – один мангал. Я считал.
- Скажите, свидетель,- доброжелательно спросила Сущность,- а какие колена детей моих решились на самоубийство?
- Колен не было, Небесный, - честно ответил я,- были, в основном, другие
части тела. Ну, те что выше. Животы, там и наоборот.
- Я имею ввиду родовые колена,- остановили меня.
- Отстал ты, Светлейший,- говорю,- Нет больше колен израилевых. Остались коленца выходцев. Украинское, одесское, молдавское, марокканское, тунисское, эфиопское, курдское, тамбовское и это, как его?…Биробиджанс-
кое.
-Не знаю таких патриархов,- смутилась Сущность,- но продолжай.
- Так вот, я подсчитал, Лучезарный. К двум часам парк закрыли, потому что он был забит до отказа людьми, автомобилями и мангалами. В нём самоуничтожались: восемь тысяч автомашин, тридцать две тысячи евреев и детей, восемь тысяч мангалов, сотни две собак и десятка четыре полицейских и охранников. Морской воздух «щипал» глаза. Дым от углей создавал иллюзию долглжданной химической атаки, и полицейские дружно надели противогазы. А люди – ели. Если учесть, что каждому досталось по полкило мяса, то в этот день было съедено 16 тонн мяса и ещё 16 тонн всего другого.
И…дышали, дышали. А некоторые ещё и пили. В три часас дня из-за неисправности противогаза у меня разболелась голова, и я умер. Думаю, что такая же участь постигла и все тридцать две тысячи остальных, Светозарный.

Я сидел в КПЗ. У меня от двенадцатичасовой работы в парке на солнцепеке обгорели уши, и на них висела прохладная божественная лапша. Боль утихла, когда за мной пришли.
-Свидетель защиты,- грозно рявкнула Сущность,-что вы можете сказать в своё оправдение? ( Ну вот, я же говорил!)
-Светозарный,- возопил я,- врёт он всё, падла! Век парка не видать! Как нет колен, если все стояли на земле на коленях и дружно ели.
Стоп,- остановили меня,- говори по существу.
Так, вот я и говорю. Все так ели, что за ушами трещало. Несмотря на отсутствие кислорода и противогазы полицейских. Ели, пили и задышивали дымом. Очень дружно. Рядом со мной, например, расположилась стайка улыбчивых эфиопов. Семь юношей и семь девушек. А у них с собой было: семь суперовских магашей с индюшачьими крылышками, каждый весом по одному кэгэ, семь магашей стейков, семь магашей индюшачьих ножек, полведра шашлыка и семь ящиков пива. И всё это они изжарили и съели. И запили. А аккуратные – то какие! Сняли с автомашины пустую коробку из – под телевизора, и в неё мусор складывали. А в другую – бутылки из – под пива. Правда, в конце, они бутылки из – под пива увезли зачем – то. А мусор зачем – то оставили. Мотэки! Но это был единственный пример за весь день. А остальные отдыхающие сыпали мусор там, где сидели.
- Были ли случаи явно выраженных попыток суицида? - спросила Сущность.
- Около 13-00,- отвечаю,-подъехали, оцарапываясь о соседние машины две
семьи « олим ми Руссия». Сначала не могли открыть двери своих автомобилей из-за близости соседних машин, а затем – выйти из машин из-за собственных габаритов.
-Ребята,- говорю я им,- вы ещё такие молодые. Ехали бы, куда нибудь в лес, в тишину, на воздух.
- Щас,- нервно отвечают,- мы деньги за въезд платили. И ваще, шёл бы ты…
И, втиснувшись меж двух чужих мангалов, развернули банкетный стол. Вокруг дышали и веселились. Человек двадцать «курдов», разгрузив массаит – платформу, и зажарив на двухметровом мангале сразу полкоровы, взялись за барабаны и…начались пляски. Это было незабываемое зрелище, Лучезарный. Танцевали все! Потом, угомонившись, все сели кто где стоял, и вдруг, весёлый, ухающий на сильных долях афро-кубинский акцент барабанов взор-
вал изнутри мою душу на вступлении: «Ка-а-линка, калинка, калинка моя!» -
загорланила ивритоговорящая компания. « В саду ягода…» – подхватила многотысячная толпа. На иврите. И …я умер.От ностальгии и слёз.
-Свидетель защиты,- грозно сказала Сущность,- твоё последнее слово.
- Светозарный, - сказал я,- только единый народ может так дружно и много ЕСТЬ. И в горе, и в радости – ЕСТЬ. И это говорит о том, что взаимопонимание между евреями – ЕСТЬ. И пока есть, что ЕСТЬ – мы, как народ – ЕСТЬ. Не-смот-ря- ни- на- что!
Высокий суд удалился на совещание, а меня опять отвели в Камеру Падающих Звёзд, где я и слился, обнявшись, со своим вторым «Я».
И вот, наконец, приговор.
«Учитывая то, что тридцать две тысячи евреев избрали формой самоубийства еду в загазованной среде и при этом остались живы, считать этот массовый суицид попыткой самоубийства негодными средствами, и поэтому попыткой самоубийства не считать. Свидетеля вернуть на Землю. Доедать.
Приговор окончательный и обжалованию не подлежит.»
И…я проснулся.Что – то жрать хочется…
Слава Тебе, Господи!