* * *
Горбатого могила исправит
Русская поговорка
Я настолько горбат, что меня не исправит могила,
Я тот черный кобель, что вовек не отмыть добела,
Моя черная кость белой костью себя возомнила,
Нарядившись в крылатку, которой мешают крыла.
И пошел я бродить вдоль садов мимо мельниц и речек,
Ночевать на полатях в заброшенном доме пустом,
Я в свистульку свищу, и какой-то смешной человечек
На меня указует кривым и немытым перстом.
Кто я был? Кто я есмь? Чем опасен приблудному люду?
Может, жаль им крылатки, горбато стекающей с плеч?
Только чудится мне — стерегут не меня, а Иуду...
А меня-то зачем? А меня-то зачем же стеречь?
И в кармане дыра, и в убогой котомке — дырища.
За подкладкой — глядите! — подкладка-то вовсе худа
Жаждешь сребреник, друг? Но поверь, ты не там его ищешь.
Поищи у того, кто тебя подсылает сюда.
* * *
Не счесть потерь... Лишь однорукий
Стучит облезлый тополь в дверь.
Все меньше встреч, одни разлуки.
Не счесть потерь...
Дожди... Покров... Как мало смеха,
Как нынче малолюден зал!
Где друг? — Ушел... Где друг? — Уехал...
Где друг? — Предал...
Не счесть потерь... Рыдай, валторна!
Венки... Распахнутая дверь.
Песок... Зеленый холмик дерна.
Не счесть потерь...
Не счесть... Беде равновеликий,
За ужасом встает рассвет.
В просветах — люди, лица, лики,
Которых нет...
* * *
В одном лице — н жертва, и палач...
В одном лице — и горе, и потеха,
Задорный смех, в котором горький плач,
И горький плач, в котором столько смеха.
Вода и пламень... Узник и судья...
Кандальник, но с походкой конвоира,
Святой и грешник... Многоликий Я —
Кумир для низвергающих кумира.
И что мне судьи? — Есть же Высший Суд!
Что Высший Суд? — Ведь сам я правлю миром.
Я тот, кого вовеки не спасут
Ни сатана, ни ангел в платье сиром.
Я божьим служкам Бога не отдам,
Но сам к нему не брошусь в услуженье.
В одном лице — летящий по волнам
Шальной корабль и кораблекрушенье...
Мы — тоненькая пленочка живых
Над темным неизбывным морем мертвых.
Иван Елагин
* * *
Были ветры тугие надменны и глухи,
Неразменные птицы на ветках дрожали,
Когда в сизую даль голубые старухи
Молчаливым трехперстьем меня провожали.
Колыхалось бесплотно беспалое небо,
В проводах задыхался бессмертник горячий,
И струилась листвою вчерашняя небыль
Над кривой и заплеванной будкой собачьей.
Голоса были сумрачны... Над голосами,
Прорезая простор непроглядного мрака,
Проплывали богини, светясь телесами.
И на небо затравленно выла собака.
А над всем этим ужасом полунебесным.
Непонятной отваге своей сокрушаясь,
Загорались прозренья и падали в бездну,
Оставляя на яблонях позднюю завязь.
|
