Котик на столбе
По пустым ночным просторам
Ветер, ухая, кружит,
По селу крадётся вором
И засовом дребезжит.
Спит изба белоборода,
Стужей скрючена в горбе.
Серый котик на воротах,
Точно столпник на столбе.
Очи жёлтые прикрыты,
Уши в снежной седине,
Мысли медленны, несыты,
Чуть качается во сне.
И дрожит всё тише, тише...
Ворот в бусинах росы,
Снегопад едва колышет
Индевелые усы.
А дома сопят носами
В одеяла облаков,
И скользят по небу сани
В вихре звёздных светляков.
В шапке войлочной пастушьей
Едет матерь матерей,
Выпасающая души
Птиц, и гадов, и зверей.
У неё лицо, как поле,
Ветер бродит в дебрях косм,
И несёт она в подоле
Вечно юный макрокосм.
Громово звенят мониста,
Раскатившись по углам.
Скачут ящерки молнисты
В чёрной печи по углям.
В хлеве тяжелеет вымя
Отелившейся луны,
И лугами снеговыми
Ходят тучи шерстяны.
А она не спит ночами,
Утирает пот солён.
То помешивает в чане
Атлантический циклон,
То валяет в сукновалке
Кучевое полотно,
То мотает, как на прялке,
На пропеллере руно.
Плачет котик, замерзает.
Замутнённый взор — мольба.
«Холод лапки отгрызает,
Упаду я со столба.
Ах, хозяйка, я продрог!
Брось мне плавленый сырок.
Псина-ветер завывает
И под шубку задувает.
Дождь колючий льёт-польёт,
Под когтями острый лёд.
Ах, хозяйка, непогода!
Ты плесни мне в миску мёда
(Исстрадалася душа)
Из медвежьего ковша.
Запусти кувшин в туманы,
Не жалей коту сметаны.
На тарелку слюдяну
Брось мне рыбку ледяну».
В щах туманная сметана
Непрозрачна и жирна.
Солонее океана
Белобрюхая луна.
Хлебосольная хозяйка
Студит яство на ветру,
Шепчет: «Милый попрошайка,
Угощенье не к добру.
Если выпьешь соли звёзд,
Отпадёт пушистый хвост,
Шерсть повылезет клоками,
Будешь с круглыми зрачками
Слеп и жалок в темноте
Ты с культёю на хребте.
Без хвоста в полёте хуже,
Прыгать будешь неуклюже.
Позатупятся клыки,
Срежешь с пальцев коготки.
Станешь лысенький калека —
Превратишься в человека.
С видом умным и серьёзным
Зимним вечером морозным
Ляжешь с книжкой на софу
И поймёшь, что мыши — фу!»
Котик серенький вздыхает...
Лапкой миску расколов,
В прорубь коготь запускает,
Ест отравленный улов.
И, вцепившись длинной щуке
В золочёное перо,
Вдруг летит — раскинув руки...
Подозрение
С реки, неистовый и жгучий,
Дул ветер, задувал в посад,
Гудел, колебля палисад,
И дом раскачивал над кручей.
Ночь косу Млечного Пути
Над крышей заносила криво,
И тополь на краю обрыва
Зажал созвездие в горсти.
Там у ворот стояли сани,
Обиты красною камкой,
И кони в упряжи плясали,
Как будто потеряв покой.
Купец для милой не скупился,
Привёз и серебра, и бус,
Но заходить не торопился,
В раздумьи дёргал сивый ус.
Неверен жёлтый свет окошек,
В саду — смятение теней,
И рот калитки перекошен,
А речи скверные у ней:
«Поверь, напрасно в дом над бездной
Идёшь ты — то недобрый дом.
Хозяйкин давешний любезный
Уж стынет в речке подо льдом.
Она кошель его и платье
Смеясь припрятала в ларе,
И двое — ей они не братья, -
Когда стемнело на дворе,
Спокойные и деловые,
Стащили тело на мороз.
Тянулись борозды кривые
От бледных стоп, носками врозь,
От рук раскинутых и ломкой,
В крови, замёрзшей бороды.
Гляди, гляди! Ещё следы
Не все заметены позёмкой.
Не колыхнулась полынья,
И тело кануло без всплеска,
Лишь поднялась из перелеска
Лениво стая воронья,
Роняя мокрый снег пластами
С тяжёлых крыльев и ветвей,
И заклубилась над крестами
Одетых сумраком церквей.
Так прочь беги, беги от лиха!..»
Купец не слушал, хмурил лоб.
«Люблю её», — промолвил тихо.
Толкнул калитку. «Всё поклёп».
|
