— Добрый день, сэр. Мы рады приветствовать вас в Вест-банке — самом демократичном банке нашего побережья. Могу я чем-нибудь помочь? — Лицо с приклеенной улыбкой застыло в немом вопросе.
— Где у вас служба безопасности?
— Направо по коридору, сэр, — дежурная улыбка сменилась искренним интересом. — Простите, Сэр, мою нескромность, но позвольте спросить: это ограбление?
— Захват заложников с эстетически-аполитическими требованиями.
— Ух ты! А меня по телевизору покажут?
— Думаю, да.
— Простите, сэр, не буду вам больше мешать, — спохватился он.
Советник по безопасности смахивал на стареющую рок-звезду.
— Советник Джонсон. — Он сделал несколько шагов навстречу посетителю и протянул руку.
— Буковский. Террорист.
Они обменялись рукопожатиями.
— Очень приятно. Чем могу служить?
— Я хотел бы взять в заложники персонал вашего банка.
— Ограбление?
— Ни в коем случае. Эстетически-аполитические требования.
— Заложников для расстрела? Девочек для насилия?
— Спасибо, сэр, не нужно.
— Прошу прощения. Может мальчиков, ну или... вы меня понимаете.
— Большое спасибо, не стоит.
— Может оружие?
— Не откажусь. А что вы можете предложить?
— Вы работаете группой?
— Я один.
— Тогда лучше всего вот этот пистолет-пулемет. Идеальная вещь для ближнего боя. Вы же не собираетесь состязаться со снайперами?
— Конечно нет.
— Тогда лучше этого вы ничего не найдете.
— Спасибо, сэр.
— Распишитесь вот здесь и здесь. А теперь извините, но правила... Дайте, пожалуйста, ваше удостоверение и налоговый купон. Спасибо, сэр. Проходите, пожалуйста, в зал для захвата заложников. Это направо и на второй этаж. Персонал сейчас будет.
— Большое спасибо.
— Вам спасибо. Приятного дня.
— Приятного дня.
Зал оказался по-домашнему теплым, располагающим. С уютным баром, удобными креслами, приятным освещением. Публика не спеша занимала места. Выросшая словно из-под земли официантка с ногами от ушей, ангельским личиком, фигуркой — слов нет, каблучками и намеком на юбку, весьма легким намеком, разносила напитки. Интересно, где они таких выращивают? На улице такую не встретишь. Наконец все расселись.
— Дамы и господа! Прошу прощения, что оторвал вас от ваших, безусловно, важных дел, но это вооруженный налет с целью захвата заложников. С этой минуты вы мои заложники, так что устраивайтесь поудобней, угощайтесь на здоровье. Выпивка за счет муниципалитета. И последнее: Кто отвечает за вызов полиции?
— Я, сэр, — поднял руку милый старичок в очках.
— Вы уже вызвали полицию?
— Обижаете, сэр. Шторман знает свое дело.
— Очень хорошо. Совсем забыл! Дамы и господа! Прошу прощения за мою бестактность. Я совершенно забыл представиться. Буковский. Герман Буковский. Еще раз прошу прощения.
Инспектор Скорцени запивал бутерброд пепси-колой, когда зазвонил телефон. От неожиданности он поперхнулся. Из носа забила фонтаном пена. Он открылся, высморкался и взял трубку.
— Инспектор Скорцени. Отдел по борьбе с терроризмом. Что? Вест-банк? Выезжаем.
Он вытерся, допил пепси, закурил, не торопясь сделал несколько затяжек, безуспешно пытаясь пустить кольцо, после чего крикнул:
— Сержант!
Вошла роковая брюнетка в полицейской форме, которая подчеркивала безукоризненность фигуры. Ее лицо было лицом амазонки, а глаза горели огнем страсти.
— Сержант.
— Да, пупсик.
— Я же просил не называть меня пупсиком на работе.
— Но пупсик! — Она надула губки.
— Сержант. Общий сбор. Террорист захватил Вест-банк. Код пять, ну и прочая дребедень.
— И все? — Она демонстративно повернулась.
— Сержант!
— Да, пупсик, — сказала она уже более ласково.
— Ну их! Закрой дверь. Успеем.
Когда полиция подъехала к банку, там все уже были навеселе. Муниципальное угощение таяло на глазах. Играла музыка, и большая часть заложников танцевала. Одна кассирша, почти девочка, забралась на стол Буковского. На ней оставались только трусики и туфли. Она как раз присела, чтобы Буковскому было удобней стянуть с нее зубами трусики, когда врубили прожекторы и завыли сирены.
— Это полиция. Вы окружены. Сопротивление бесполезно. Выходите с поднятыми руками.
— Вот б...! Эти уроды только и могут, что кайф ломать. Приезжают хрен знает когда, пожарные и то наверно раньше приезжают.
— Это традиция, зайка. Осталась со времен варварской преступности. Прости, дорогая.
Буковский, успевший - таки снять трусики, положил их рядом на стол и потянулся к оружию.
— Милый, а для кого я туфли мазала медом?
— Извини, дорогая, но это традиция.
Он быстро нашел стенд с надписью «ДЛЯ ПРЕДВАРИТЕЛЬНЫХ ЗАЛПОВ» и дал длинную очередь.
— Теперь можно заняться твоими туфельками.
Зазвонил телефон.
— Алло, здравствуйте, вас беспокоит инспектор Скорцени. Отдел по борьбе с терроризмом. С кем имею честь?
— Герман Буковский. Внесистемный террорист. Лицензия № ххх.
— Очень приятно. Хотите кого-нибудь убить или изнасиловать?
— Что вы, ни в коем случае.
— Ну от телевидения вы, надеюсь, не откажетесь?
— Хорошо. Телевидение и показ мод.
— Показ мод?
— Показ мод. А что тут такого?
— Весьма оригинально. Да, думаю, вы согласитесь выдвинуть свои требования в прямом эфире? Это, знаете ли, намного эффективней.
— Думаю, я так и сделаю.
— Кстати, у нас с вами прямая связь, достаточно поднять трубку. Если вдруг что понадобится — вы не стесняйтесь.
— Спасибо.
— Помогать вам моя работа.
— Все равно спасибо.
— Чисто между нами, чего бы вам хотелось?
— Я с удовольствием вам расскажу, но не могли бы вы позвонить немного позже. Как мужчина мужчине... Тут пока мы с вами беседуем, скучает совсем голенькая куколка. Я только что слизал мед с ее туфель. Она хочет прямо сейчас и дразнит меня... Ну вы понимаете... А у меня в штанах настоящая Хиросима.
— Понял, жду звонка. Или, по-дружески, положите трубку рядом с аппаратом.
И уже откуда-то издалека:
— Сержант!
— Да, пупсик
— Сэр, вы меня слышите?
— Да, слушаю вас.
— Архитектор Фурер Шуринов. Телерепортер. Я веду этот репортаж. Мы идем к вам, если конечно вы не против.
— Я конечно не против.
Архитектор оказался маленьким толстячком. Этаким живчиком с розовым личиком. Он был похож на что-то... что-то интимное... личное... Да черт с ним.
— Так я и думал! — затараторил он, носясь вокруг Буковского, как молодой фокстерьер в порыве первой любви. — Вы, батенька, впрочем, как и всякий любой террорист, совершенно игнорируете свой внешний вид. В таком виде только макдональдсы грабить. Вас же будут показывать... вас увидит вся страна, а вы? Этот галстук? Он же страшней любой бомбы. Вы так людей поубиваете. Ладно, будем беречь нервы. Они, знаете ли, не восстанавливаются. Девочки!
Девочки построились.
— Видите этого джентльмена? Вы должны заменить ему эволюцию. И помните: мы не господь-бог. Это он мог себе позволить возиться целую неделю. У нас же сорок минут, чтобы сделать из него человека. Фас!
Девочки кинулись на Буковского все разом. Временами ему казалось, что он не выдержит, не переживет этот сеанс одновременной игры, что он приглашен на пир людоедов в качестве основного блюда, что он среди вампиров, и вечеринка в самом разгаре. Прическа, маникюр, педикюр, выщипывание волос, косметические пытки и все это одновременно и бегом.
— Аннушка, где твои тряпки?
Аннушка — молотобоец неопределенного пола — тащит тележку с костюмами.
— И что вы телитесь? Если вы сорвете мне репортаж, я, нахрен, повешусь. Кто тогда будет вам платить?
Все время, пока шел процесс эволюции, Архитектор суетился, махал руками, путался под ногами, мешал всем и каждому и поднимал пыль не хуже архимедовских машин. Он был словно творец во время его горячей недельки. Наконец Буковский стал человеком, и Архитектор, тяжело дыша и вытираясь, устремил взор на девочку, которая все это время не отходила от Германа.
— Ты кто?
— Я Машенька.
— Машенька... Машенька... Ага! (Буковскому) Ты садись в это кресло, а ты, Машенька, устраивайся рядом на столе. Нет, не так, больше женственности. Ты же не ротмистр на плаце. Чуть повернись. Вот так. Замечательно. Ты просто прелесть. Девочки, буквально пару штрихов, и найдите ей приличные туфли. (И обращаясь к оператору) Снимай грудь. Такая грудь должна быть в кадре. Испортить такую грудь — преступление. Смотри: задушу в прямом эфире. Ну вроде все, фух, где тут у вас пиво?
— Мы в эфире.
— Уважаемые телезрители! Мы ведем репортаж из Вест-банка, где герой, да, дамы и господа, герой, Герман Буковский, профессиональный террорист, захватил здание Венст-банка и удерживает в заложниках весь персонал. Полиция уже здесь. Зрительские трибуны почти готовы, так что спешите — на всех билетов не хватит. Не упустите свой шанс. Увидеть такое грандиозное представление с места происшествия, живьем — игра стоит свеч! К тому же будет разыгрываться лотерея. Победитель которой получит возможность сфотографироваться с участниками драматических событий и получить повестку в суд на весь сезон. А вот и наш герой. Красавец. Настоящий мужчина. Человек. В чьих руках находятся судьбы всех этих людей. А теперь я вас прошу обратить внимание на барышню, что так небрежно и в то же время так женственно, так грациозно расположилась рядом. Они нашли друг друга здесь, в этом банке. Нашли и полюбили друг друга с первого взгляда. Да, дамы и господа, это любовь, такая молодая. Такая трогательная зарождающаяся любовь.
— Мистер Буковский, могу я задать вам несколько вопросов?
— Называйте меня Германом.
— Скажите, Герман, каково быть в центре внимания, держать в руках жизни людей, в один миг стать человеком, за которым, затаив дыхание, наблюдает вся страна?
— Это моя работа, и я стараюсь делать ее хорошо. Это как выращивать хлеб или учить детей. Террорист — это такая же профессия. Как врач или учитель.
— И все же. Почему террорист?
— Вы знаете, как трудно простому парню из небогатой семьи добиться чего-нибудь в жизни, а террорист — это специальность, в которой все зависит только от тебя. И потом, не пицу же мне развозить? Я люблю свою работу. Я приношу людям радость. Сейчас нас смотрят миллионы людей, а у сотрудников банка настоящий праздник с музыкой и танцами. Все угощение с момента захвата оплачивается муниципалитетом, к тому же они получат премии. И в этом заслуга нашего мэра. И сейчас, накануне выборов, я призываю вас голосовать за нашего дорогого уважаемого мэра. Голосуйте за нашего мэра, и все будет хорошо.
— Простите, Герман, вы казните кого-нибудь для нас?
— Ни в коем случае!
— Может, отрежете кому-нибудь уши или выдавите глаза?
— Нет-нет!
— Может, изнасилуете кого-нибудь, прижигая тело сигарой?
— Я по своей природе тихий, добрый и застенчивый человек. Меня мутит от крови, да и насилия я не терплю. Когда я был маленьким, мальчишки с нашего двора поймали щенка. Безобидного бездомного щеночка. Они долго его мучили, а потом убили. Я хотел его защитить, но испугался. Их было много, и они бы меня просто избили. Я долго рыдал тогда ночами. Хотел даже убить себя. Видите, я и сейчас плачу. Спокойно уснуть я смог только после того, как отомстил за собачку. У нас была деревянная башенка во дворе. Они все время собирались на втором этаже. Чтобы никто не выпал, окошки сделали маленькими, слишком маленькими, чтобы можно было пролезть. На первом этаже была соломенная лежанка. Когда они все собрались наверху, я облил солому бензином и поджег. Взрослые спохватились слишком поздно. Только после похорон я смог спать спокойно. И теперь, пользуясь случаем, хочу сказать: Люди, берегите природу, не обижайте братьев наших меньших. Им и так тяжело. Каждый день с лица Земли исчезает несколько видов живых существ. Земля содрогается от боли. Остановитесь! Протяните руку помощи, проявите милосердие, помогите Земле выжить! Не надо больших подвигов. Пусть каждый из нас на своем месте сделает то, что в его силах, и Земля отблагодарит нас!
— Спасибо, Герман, у вас нежное сердце. Я горжусь тем, что говорю с вами, являюсь вашим соотечественником и, надеюсь, другом. — Архитектор вытер глаза. — Дорогие мои телезрители! Если человек с оружием в руках говорит о любви, доброте, помощи ближнему, то нам с вами стыдно молчать! Нельзя молчать, дамы и господа! А теперь, Герман, пришло время изложить ваши требования.
— Мне нужны деньги. Китайские. Юани, кажется. Два чемодана. Можно фальшивые и мороженое.
— Мороженое?
— Да. Обожаю мороженое, а тут его нет.
— Спасибо, Герман. Итак, дамы и господа, следите за дальнейшим развитием событий в наших следующих репортажах. С вами был Архитектор Фурер Шуринов специально для Фест-тв. А сейчас для вас поет...
— Слава богу, отстрелялись. Теперь мы включаемся. Когда полицейский придет с тобой договариваться. Я о нем слышал — хороший парень. Ладно, отдыхаем. Налей и мне выпить. Слушай, а зачем тебе фальшивые деньги?
— Я хочу их сжечь из протеста.
— Против чего протестуем?
— Против засилья католической порнографии.
— И чем она тебя не устраивает?
— Эти монахини... Они делают все в своих жутких ботинках и головных уборах. Мерзопакостное зрелище. А их бультерьер в кардинальской шапочке? Но больше всего меня достает слоган: «Папу в попу».
— А что тебе нравится?
— Фильм, где принцессу Ди насилует хоботом комар-мутант.
— Он же был на той неделе.
— Ты телевизор когда-нибудь смотришь?
— Когда мне.
— Сразу видно. Его отменили. Оказывается, он оскорбляет достоинство Английского Королевского двора. У комара нет рыцарского звания, и хобот у него без соответствующих регалий, а лоно ее высочества — это видите ли территория Британии. Короче, пусть туда достоинство королевского двора и макают.
— И что показывали?
— Опять «Весту — медовую вагину». Как спасала она своим медом сирот-католиков, родители которых где-то там погибли. Весь фильм сироты ее лижут, а она читает им библию.
— Теперь я тебя понимаю.
— Простите, сэр, но через пять минут эфир.
— Черт! Мы с тобой не обсудили сценарий встречи.
— И что теперь?
— Да черт с ним. Вставь это в ухо. Так будет даже лучше.
— дамы и господа! С вами опять я — Архитектор Фурер Шуринов со специальным репортажем из Вест-банка, где Герман Буковский, которого, я больше, чем уверен, вы уже полюбили, держит в заложниках персонал банка. Сейчас состоится встреча террориста с инспектором полиции. Смогут ли они договориться, найдут ли общий язык?
— Буковский! Это я, Скорцени. Мы разговаривали по телефону. Можно мне войти?
— Где деньги? — Запищало у Буковского в ухе.
— Где деньги?
— Они сохнут. Спец покрытие, как ты и просил. Это минут сорок, потом старение, и вертолет доставит их на площадь.
— Почему так долго?
— Валюта необычная. На складе такой не оказалось. Пришлось срочно печатать по спецзаказу.
— Ты вооружен?
— Кто же идет на переговоры с оружием? У нас даже салаги так себя не ведут.
— И я должен тебе верить?
— А если я сейчас разденусь, ты меня впустишь?
— Раздевайся.
— Дамы и господа! Сейчас детектив Скорцени в знак доброй воли снимет с себя одежду перед Вест-банком, а поможет ему в этом коллектив стрип-шоу балета «Святая Тереза».
Заиграла музыка. Мощно ударили прожекторы. Появились девочки. Скорцени начал раздеваться в танце.
— Лихо танцует.
— Не первый год в полиции.
— Настоящий инспектор.
— Вот это мужчина!
Скорцени, оставшись в одних кружевных носочках, исполнил очень замысловатое па, явно гордясь своими способностями. К нему подбежали официантки с мороженым. Тоже голенькие и в таких же носочках, что и детектив. Музыка стихла.
— Входите.
— Уважаемые телезрители. Мы вынуждены прервать наш репортаж. К сожалению, мы не можем транслировать беседу террориста и инспектора, так как по закону эта информация носит конфиденциальный характер и не подлежит распространению через средства массовой информации. Что ж, закон есть закон. Ждите следующих включений. С вами был и остается Архитектор Фурер Шуринов. Смотрите Фест-тв.
— Привет, Герман. Мы тебе мороженое принесли. Как ты тут?
— Да ничего, все вроде идет пока нормально. Как тебя зовут, а то Скорцени как-то слишком уж официально.
— Павел.
— Очень приятно.
Они пожали руки.
— Герман, мне надо взглянуть на заложников. Бесплатная выпивка, знаешь.
— Конечно-конечно. Проходи. Извини, что держал тебя в дверях. Вы, девочки, тоже входите, не стесняйтесь, чувствуйте себя как дома. Я думаю, вы найдете себе выпивку по вкусу. Кстати, Павел, а ты что будешь?
— Я на работе не пью, разве что коньяк.
Когда они вошли в зал, заложники на грузинский манер выводили «Раскинулось море широко», а какая-то старушка, явно в постнирванном состоянии, пыталась прикурить сигарету от лампочки на ручных часах.
— С ней у тебя будут проблемы — заблюет все.
— И что ты предлагаешь?
— Отпусти ее.
— Надо же что-то взамен потребовать.
— А ты отпусти ее в знак доброй воли и нашей договоренности.
— Как скажешь.
— Девочки.
— Они из спецназа?
— А как же. Иначе нельзя.
Девочки ловко подхватили старушку и понесли к выходу. К ней тут же подбежала парочка с камерой и микрофоном.
— А вот и первая ласточка, первый ветерок свободы, вырвавшийся из Вест-банка. Меня зовут Гела Хромова. Здравствуйте, я помогаю моему коллеге Архитектору Фурер Шурину вести репортаж. Вы могли бы ответить на несколько вопросов?
— Ессно.
— Как вас зовут?
— Фа...Фа...Файна-на Ки...вна Тен...нен...баум.
— Сколько вы работаете в Вест-банке?
— Целую... мать твою!
— Скажи, какие настроения среди заложников?
— Вы что, на телевизор меня покажете? — дошло вдруг до старушки.
— Фаина Киевна, мы вас уже показываем. Мы в прямом эфире.
— Тогда (ик) можно я (ик) передам привет (ик)?
— Конечно. Вы, наверно, хотите передать привет близким и сказать, чтобы они не волновались?
— Коля, Колечка...
Тут оправдались опасения Скорцени, и старушка облегчила душу прямо в микрофон, не забыв и про камеру. Не успевшая отскочить Гела, материлась в эфир. Облегчившись, старушка запела:
— Опа-опа, жареные раки...
— Врача!
— Уважаемые телезрители, мы прерываем репортаж по техническим причинам. Пока техники налаживают аппаратуру, послушайте объявление:
Уважаемые преступники. Первого апреля истекает срок подачи декларации о совершенных преступлениях на территории... В этом году произошли некоторые изменения в регистрации и налогообложении преступников. Так, например, отменен отдельный налоговый купон. Теперь регистрация налогов будет фиксироваться в служебном удостоверении преступника. Напомним, что преступник прежде, чем совершить преступление, обязан представиться и предъявить служебное удостоверение. Жертве необходимо обратить внимание на срок действия удостоверения. В случае если последнее просрочено, преступление считается недействительным, со всеми вытекающими отсюда последствиями. Теперь о приятном. В этом сезоне снижаются налоги для убийц всех категорий. Убийцы, не достигшие семнадцати лет, освобождаются от уплаты налогов полностью. Дополнительные льготы вводятся для насильников. И еще. В этом году заканчивается мораторий на налогообложение душителей. Теперь, уважаемым душителям тоже придется платить налоги. Как говорится: заплати налоги и души спокойно. Счастливого дня.
— Слушай меня внимательно, — говорил Скорцени со знанием дела, — когда пожарные зажгут костер, начинай выпускать заложников. Все успокоятся, и тогда ты схватишь Катерину и приставишь пистолет к ее голове. Она будет последней. Разыгрываешь комедию, будто хочешь с ней погибнуть. Тут я в тебя выстрелю.
— Убьешь?
— Только раню. К нам приехал лучший суд страны. Такое грех пропускать.
— Какой жилет?
— Никакой. Пуль не будет. Сейчас новая технология. Кровь как настоящая. Не волнуйся. Девочки сделают все как надо. Они гении в своей области. Ладно, мне пора, а то деньги сейчас привезут, а я еще здесь. Удачи.
Скорцени вышел. Архитектор крутился у входа, мешая ассистентам устанавливать аппаратуру. Привезли деньги, и пожарные укладывали купюры. Это был кропотливый труд. Каждую купюру надо было смять и положить на свое место на специальной эстакаде. Чтобы костер получился, каждую купюру обработали особым размером, чтобы каждая горела своим цветом пламени. Наконец все были готовы. Буковский произнес речь, пожарные зажгли деньги, пошли заложники.
— Дамы и господа! Сейчас вы увидите коллекцию весна-лето знаменитого Беллини, известного не только у нас, но и во всем мире. Коллекцию будут показывать не модели, нет. Это одно из требований террориста: коллекцию будут показывать заложники, идущие на свободу. Идея этой коллекции...
Все шло, как говорил Скорцени. Публика, решив, что все уже кончилось, расслабилась и наслаждалась представлением. Подошла очередь Катерины.
— Ну, с богом!
— Пошли.
Их встретили аплодисментами. Они буквально шли по цветам. Вдруг Буковский выхватил пистолет и приставил к голове одной из заложниц.
— Нет! Я не могу так! Это еще не конец! Я приношу нас...
В наступившей тишине выстрел прогремел неестественно громко. Толпа ахнула. Буковский рухнул на землю.
Когда Буковского ввели в зал суда, оркестр уже заканчивал увертюру. Ничего, она все равно скучная.
— Ты молодец, — прошептал Скорцени. Он был рядом.
— Ты тоже. Они незаметно пожали руки.
— Встать, суд идет.
Секретарь прекрасным басом пропел суть дела. Затем вступили два тенора — прокурор и защитник. Они разливались соловьями. Да, такое нельзя было пропустить. Опрос свидетелей пел хор. Партия была не сложной, но мелодичной и задушевной. Наконец судья — божественное сопрано — вынесла приговор.
— Ты молодчина. Пять лет — это успех.
— Благодаря тебе.
Зал аплодировал стоя. Суд отпустил и только после того, как на бис исполнили обвинительную речь и вердикт присяжных. Затем судью, адвоката, прокурора, секретаря и даже кое-кого из присяжных подняли на руки и на руках вынесли из зала.
Тюрьма находилась на берегу моря. Куда выходили его южные окна. Северные окна его восьми комнатной камеры с бассейном выходили в бесконечный сад, который как раз цвел. Его только что привезли, и пока готовился обед, он решил искупаться. Три белокурые нимфы раздели его, выкупали, расчесали и уложили на массажный стол. Он уже начал забывать все на свете, когда нежный голос привел его в чувства:
— Милый, а для кого я намазала туфли медом?
— Машенька?
— Какой ты у меня догадливый.
|
