(кошмарик)

Марина относится к тому типу людей, у которых иногда возникают сами по себе подкожные жировички. И, в России, как только у неё появлялась такая очередная проблема, она намедленно шла в больницу, и там, под местной анестезией, ей так же немедленно удаляли эту неприятность. Больно не было. Врачи относились с пониманием, и на эту тему - удалять, или нет, никаких сомнений у них не появлялось.
Так было несколько раз.

А однажды утром Марина проснулась, и в зеркале не узнала своего лица. За ухом загноился очередной жировичок, лицо перекосило. И, здесь, надо сказать, что эти жировички, иногда, имеют такую неприятную особенность, - инфицироваться от всяких инфекций, шляющихся по человеческому организму. И… нарывать.

Прибежала в больницу. Её тут же принял хирург, немедленно обколол дислокацию этого загноившегося жировичка замораживающими препаратами, и без всяких болей и неприятных ощущений его удалил.

Сейчас Марина живёт в Антверпене. И вот, месяц тому назад, маленький жировичок в районе пупка начал побаливать. Зная за собой такую беду, пошла Марина к семейному доктору. Тот осмотрел болезненно опухшее место, и выписал направление в больницу.

На приёме в больнице, регистратор за стойкой сказала, что к хирургу большая очередь, что смогут принять только в начале марта, и вообще, лучше обратиться в другую больницу, в другом городе. Вот так. Вернулась Марина домой, только чайник включила, кофейку испить, а тут и подруга зашла в гости. Посудачили о Марининой болячке, и подруга и говорит:

- Слушай, а зачем тебе ехать за тридевять земель, когда достаточно зайти в этой же больнице в отделение скорой помощи, и они тебе всё сделают. Здесь же правая рука не знает, что делает левая. Я часто так делаю.

Марина опять пошла в эту же больницу, но ко входу рядом, в «спудгевал». В «скорую», значит. Действительно. Приняли. Положили в палату. Пришёл один врач. Намял это место так, что от боли Марина света белого невзвидела. Затем первый врач пригласил второго. Вдвоём мяли. Затем ушли, и через полчаса привели ещё одного. Теперь уже мяли втроём и довели до болевого шока. Консилиум!

Через полчаса сказали: «Иди домой, подожди, пока созреет, загноится и «прорвёт», а затем придёшь вот к этому доктору на приём. Вот тогда и вырежем».

- Зачем ждать!- возмущается Марина,- Я знаю, со мной это уже было. Удалите немедленно!

- Не надо нас учить, - отвечают эскулапы,- должно загнить!

Загнило. Так загнило, и так «прорвало», что еле до утра дотерпела.
Утром в «скорой» опять мяли, но уже «по-живому», потом сделали узи, потом взяли все анализы, а потом повезли резать.

Марина не боялась. Она знала, что это не больно. Был опыт. Медсестра, брызнув замораживающим спреем на рану, убеждала Марину, что сейчас ей станет очень холодно. Ну, очень.
Холодно не стало, и...скальпель вонзился в не обезболенную плоть.

Марина закричала, врачи в недоумении стали разглядывать упаковку от спрея, качать головами, что-то лопотать и...резать по живому. Выдавливали гной с болезненно-воспалённого, нарывающего места без местной анастезии.

Марина довольно-таки мужественная женщина. Но крик стоял такой, что ожидающий её в зале ожидания муж не выдержал и, боясь ворваться в операционную и перебить там всех, выбежал на улицу.

Когда Марину, после сорока минут пыток, привезли в палату, на неё было больно смотреть. Сильную женщину била дрожь. Стучали зубы. Тряслись руки. Она от болевого шока не понимала, что ей говорят. Муж, от волнения, с трудом соображал, что от них хотят, что говорят.
А говорили им вот что:

- Какого Вы вероисповедания? Если Вам очень плохо, и Вы хотите пригласить регигиозного деятеля своего вероисповедания, чтобы он молитвой облегчил вашу боль-распишитесь здесь. А если не хотите, то вот здесь.

И вот я, боясь навлечь на себя гнев читателей и редакции газеты за нецензурную брань, прескажу вам вкратце монолог Олега, мужа Марины, с большими купюрами, но точно:

- Ты понимаешь, какие суки, лицедеи! Маринку всю трясет, она невменяемая, я бегаю по этому (непечатное) "спудгевалу", и прошу дать ей чего нибудь успокаюшего и стакан воды. Какое там лекарство! Воды никто не принёс. (непечатное) Сказали, что мы можем идти домой. Сразу. В таком состоянии. И подсовывают, как намёк на что-то страшное, на подпись бумагу, что мы отказываемся от священника.

И... улыбаются. Ты понимаешь, у-л-ы-б-а-ю-т-с-я! Это не люди. Они не чувствуют чужой боли. Они не сочувствуют. Я сегодня видел их глаза. Это зомби, (непечатное), монстры без души. Я в жизни никогда не думал, что в Европе может такое произойти с моей женой. А если бы эта дрянь прорвала в брюшину? Я не врач, и то понимаю, что это перитонит! И кто выдавливает гнойник, замораживая кожу спреем?! Ты знаешь, что она сказала, когда чуть-чуть пришла в себя? Она сказала: «Господи, благослови советских врачей!»

Прошло четыре недели. Каждый день к Марине на дом приходил медбрат. Каждый день, преодолевая боль, терпела Марина вытягивание и заталкивание полоски бинта, по которой должен был проходить отток жидкости из открытой ранки. И так, на протяжении четырёх недель. Все- врачи и медперсонал были при деле. Работали. Вот только, что чувствует Марина, никто не спрашивал. Больная, что с неё взять!?

А на последней встрече с врачом, ей вдруг жизнерадостно и заявили: «Ну, вот и славненько! А теперь, через недельку, и…на операцию. Будем «сумку» от жировика удалять».

Люфтпауза. Все в шоке. В смысле, Марина с Олегом.

И теперь они ищут другую больницу, чтобы под общим наркозом удалить остатки банального жировика. Потому, что второй раз она бельгийской медицины не выдержит.

Я слушал эту кошмарную историю и думал:
- И мы ещё что-то там, в России, вякали на наших врачей! Наши врачи-подвижники, без хорошего оборудования, без европейских лекарств, за свои мизерные, ничтожные зарплаты, вооружённые только своим богатейшим опытом и знаниями, великой самоотверженностью, да клятвой мистика Гиппократа, служителя в храме Асклепия, ежедневно совершали, и совершают по сей день чудеса врачевания и человеколюбия.

И, воистину,
БЛАГОСЛОВИ ВАС БОГ, СОВЕТСКИЕ ВРАЧИ!