В мастерской тишина. Запах гипса и глины.
Бюсты слепо сквозь время в былое глядят.
На подставках - модели, подсвечник старинный,
И эскизных набросков задумчивый ряд.
Перед мраморной глыбой, спокойной, холодной,
Скульптор долго стоит, вещим сердцем распят.
Всё на свете забыл. И в томленьи бесплодном
Проникает сквозь камень измученный взгляд.
Уж которую ночь нет ни сна, ни покоя,
Тайной силе подвластен, сюда он идёт,
И на глыбу глядит с неизбывной тоскою,
И в руках молоток вдохновения ждёт.
Вдруг…
В бесформенном камне сеть линий туманных
Ожила.
И в виденье сплелась, наконец.
И пришёл, будоража, восторг долгожданный,
Зазвенело зубило, заплакал резец.
Закряхтели на сколах седые осколки,
И твердит молоток своё вечное «Так».
И модели завистливо стынут на полках,
Под отчаянный всплеск вдохновенных атак.
Утомлённые нервы, ликуя, запели,
Бьётся в пальцах тревожно горячая кровь,
И явились из глыбы на свет без модели
Вдохновеньем рождённые Страсть и Любовь.
И восторг неземной - в страстной пластике тела,
Святость линий и поз – богохульно чиста,
Словно рай без ворот, словно храм без придела,
Человечья, земная любви нагота.
…Вот опущены руки вдоль стана устало.
И прилипла ко лбу непокорная прядь.
Скульптор Музу молил, чтобы людям досталось
Нежность,
Страсть,
и Любовь
на Земле испытать.