Ракитская (Богатых) Эвелина Борисовна

Михаил Беркович
		Песни протеста Все, что думаю о Ракитской.
	Есть у Эвелины Ракитской такие строки: "О!!! Я восхищаюсь поэтом, слагающим чудо из слов". Досада какая! Прямо с языка у меня сорвала именно то, что я хотел сказать о ней самой: Но у всякого повествования должно быть свое начало. И, наверное, прежде, чем начать разговор о творчестве замечательной русской поэтессы Эвелины Ракитской, следовало бы сказать о том, как в море разливанном современной поэзии удалось отыскать ее удивительные стихи. Имя ее я впервые услышал от моего израильского товарища, бывшего московского поэта Леонида Колганова. Но речь шла об издательнице, у которой можно за полцены напечатать книжку. И только потом Леонид, как-то вскользь (разговор шел о чем-то другом) обронил, мол, она и сама прекрасная поэтесса. Я не придал этому особого значения, мало ли о ком можно так сказать! Хотя он повторял это не однажды. И потому слова его оставили след. Когда моя книга "Белое руно" была на выходе, в телефонном разговоре Эвелина сказала, что ей нужно оставить несколько экземпляров моего сборника для рекламы, я предложил обменяться книгами. Согласилась, но книги ее я так и не получил. Как потом выяснилось, у поэтессы-издательницы собственного сборника стихов нет. То есть, был, но давно продан. Года два назад я увидел на "Сакансайте" подборку избранных стихотворений. Не поленился, скачал их, распечатал. И они у меня лежали недвижимыми, не спешил читать: "подумаешь, женская лирика!" И это поверхностное впечатление усилилось после того, как набрел на два венка сонетов, в которых не выдерживается форма этого сложнейшего вида классической поэзии. Как много за последние годы появилось авторов не сонетов, а в чем-то похожих на сонеты стихотворений, венков якобы сонетов! Не вызывают у меня уважения ни сами эти работы, ни их авторы. Не хочешь соблюдать форму - не обращайся к ней, а уж если взялся - будь добр, сделай все в точном соответствии с формой стихотворения, поэмы, венка сонетов, не важно чего еще... Однако, надо сказать, что имелись основания и для другого взгляда. Нередко встречались ее резкие, порой бескомпромиссные суждения по разным поводом. Всякий раз мне виделась за словами сильная личность, мудрый человек: Но эти мои соображения не превозобладали над леностью мысли. Так продолжалось до той поры, пока не познакомился лично с автором. А познакомились мы в моем Ашкелоне. Много говорили о поэзии, о наших общих знакомых. И тут, хочешь, не хочешь, а читай стихи собеседницы! Чем больше вчитывался, тем яснее вставал передо мной образ поэтессы, не принимающей едва ли не все, что ее окружает в жизни. Поэтессы, имеющей свой собственный, ни с каким другим не сравнимый, голос, острый взгляд, собственную лексическую палитру. Одна из главных черт ее лирики заключается с моей точки зрения, в том, что поэтесса никогда не берется за пустячные, легкие темы. Ее волнует все то, что болит сегодня едва ли не у каждого человека, где бы он ни жил. При этом она сама себя корит: "Опять меня тянет в какую-то политику!" Но куда от этого денешься? "Поэтом можешь ты не быть: " Да и где вы видели такого поэта, которого бы не волновали цинковые гробы, прибывающие из Афганистана", затянувшаяся война в Чечне, кого бы совершенно не трогало повальное пьянство коллег и не только их... Как тут не вспомнить строчки Якова Полонского: Писатель, если только он Волна, а океан Россия, Не может быть не возмущен, Когда возмущена стихия: И появляются на свет пронзающие душу стихи: "Я думаю об этом днем и ночью" ("И мне легко, как будто век мой прожит"/, "И мне уже под восемьдесят лет:"/, "Россия и беда - одно и тоже," / "но выхода иного тоже нет"), "Железная дорога" , где обращаясь к Родине поэтесса говорит: "Дотронусь ли строкой/ до твоего безлюдья?/ Дотронусь - и сама ты вырвешь мне язык:"; "Афганская баллада", "Памяти Высоцкого", "Когда они пришли из черных дыр", "Я отрекаюсь каждый день", "Стихи лишнего человека", Еврейская мелодия", "В Пущино", "Священная история" (посвящена памяти Александра Меня): Причем, все это написано так, как может написать только Эвелина Ракитская. Спутать ее невозможно ни с кем. Иной раз, кажется, будто она поет обо всем, что видит. Вот только взгляд у нее избирательный. Ее не волнуют патриотические темы: и кроме найдутся любители блеснуть квасной любовью к Родине. "Мне в судьбе моей серой досталось плохое/ Не писать про любовь, а писать про другое:" Она хочет знать, почему так много грязи вокруг - в буквальном и переносном смысле, отчего поруганы в ее стране честь и достоинство. Но я о манере письма. Она умеет облечь мысли в доступные, обыденные слова. Все так просто, что может показаться, будто автор никогда не сидит за письменным столом - идет себе по земле и размышляет. Никаких сверхобразов, экстравагантных рифм, а читаешь - мурашки по коже! Потому что нет, или почти нет стихов, в которых бы мы не нашли строки точностью и яркостью доведенные до уровня афоризмов в лучшем смысле слова. Но при том на любую, я это еще раз подчеркиваю, проблему у нее находится свой взгляд, своя позиция. Сколько читано, перечитано любвеобильных излияний по поводу Родины! Вот как это звучит у Эвелины Ракитской: "...Я знала, что Россию не люблю,/ (Любить себя - что может быть глупее?)" Но поэтесса не была бы сама собой, остановись только на том. Далее идет обжигающее: "Я знала, что куда ни кинь глаза, везде застыла ясность ледяная, и ничего благословить нельзя, одновременно с тем не проклиная..." Недавно я прочитал у Сергея Саканского такую мысль: что Арафат, что Путин - нет разницы. Все они думают, что имеют право убивать нас. Не беру в кавычки, ибо нет точной копии, но для меня главное смысл. Вот в какой форме мысль о безнаказанности убийства чиновниками своего народа нашла отражение у Эвелины Ракитской: Его вернут в запаянном гробу, как за ноги подвешенную тушу, в песке забыв ненужную ему, ногою прочь отброшенную душу... ... Но разве кто-то в этом виноват? И воздух полон сказочных мелодий... Одних - в могилы - к северу - назад. Другие - в землю родины уходят. Сердца одних запаяны в гробах. Сердца других - тверды и непреклонны. Как легко быть непреклонным, если сердца, запаянные в гробах - чужие тебе! Здесь, на страницах, в строчках стихов она кажется мне совершенно бесстрашным человеком. Ничего не боится, нет такого огня, куда бы она не вошла со своим хрупким телом и воинственной душой. На темы российского шовинизма написаны горы стихов. Брались за нее самые именитые авторы: и Михаил Светлов, и Борис Слуцкий, и Давид Самойлов: На так, как это сказала Эвелина Ракитская, не удалось ни одному из них: ":Я - еврейка, мне верить России нельзя. Мы с Россией друг друга еще не простили И взаимные счеты взаимно храня, Мы молчим, а чтоб в памяти волки не выли, Этой памяти тоже лишили меня:" И далее: "Я иду по земле гордой, дикою кошкой, От любви и от гнева себя берегу. Чувство Родины - это великая роскошь, Я такого позволить себе не могу:" Она может быть гневной: "Вся русская поэзия ты - бред!", за что ее неоднократно бранили. Более того, когда это стихотворение, о беспробудном пьянстве поэтов и писателей, было помещено на некоем сайте, сайт был закрыт. Но Ракитская нашла для него другое место. Речь идёт об этом самом сайте - "Образы мира", его отстояли, адрес поменяли оставив прошлое прошлому а вот стихи Эвелины отсюда никуда не перемещались и перемещаться не будут. прим. редактора Чего же испугались "лица, принимающие решения"? Мол, как же так: о всей русской поэзии? Но поэт должен иметь право говорить так, как он считает необходимым. И она говорит с типичной для нее непреклонностью: "Пока они поют про ямщика, Мне душу жжет вселенская тоска. А им тоска привычна и легка, Она для них, как водка и река, Как вечное их "Господи прости!" Как "жизнь прожить - не поле перейти" Так огнедышаще написаны все ее гражданские, философские стихи: Ракитская бывает и едко саркастической. Не дай вам Бог попасть на ее острый язык. Вот как она издевается над "творческим бомондом", бесцельно убивающим время в постоянных тусовках: "будут гости играть на гитаре.../ со значеньем курить/ и талантливо стряхивать пепел,/ и ругать и хвалить,/ возводя в превосходную степень.../ Только слушай да ешь!/ И не думай о разном дальнейшем". Одна из особенностей творчества Эвелины Ракитской - не ищите у нее стихов о любви. Никаких "Вернись, я все прощу:", никаких тебе лобзаний, клятв и всего такого прочего. Я спросил ее, как же так, Эвелина? Расцвет творчества пришелся на золотые годы - после двадцати. Неужели не было любви? "Было, конечно, все было. Наверное, я не умею об этом писать?" - последовал ответ. Однако, что же это я, разве стихотворение "Аленький цветочек" не гимн настоящей любви? Нет, это не перепев известной аксаковской сказки, где героиня силой своей любви вернула к нормальному виду превращенного в чудовище красавца. У Аленушки Эвелины Ракитской такой магической силы нет. Более того, заботливые сестры стращают ее: сама станешь такой, как он. И она не только не испугалась, но решила стать ему подобной. Для чего? Чтобы иметь возможность любить и быть любимой, а уж как они при этом будут выглядеть со стороны - не имеет никакого значения. Вот вам нравственная высота истинной любви! Она особенно контрастна в наши дни, когда толпы борзопишущих стонут в своих виршах о том, как они "занимаются" любовью. И не вдомек им, что Любовь никому никогда не позволит собою заниматься, это она занимается теми, кто наделен талантом любить и быть любимым. Вот об этом, на мой взгляд, и идет речь в "Аленьком цветочке" Эвелины Ракитской. Стихотворение, кроме всего прочего, еще и говорит о том, как велика любовь поэтессы к жизни. Не она ли толкает ее быть непримиримой ко всему, что мешает нормальному человеку. И в этой непримиримости она доходит до самоотверженности: "И в этой замерзающей отчизне, -/ уже не размыкая синих губ/ мне все равно: гранитом стать при жизни/ или до смерти превратиться в труп". В Израиле она появилась в феврале прошлого года. Появилась, надо сказать, неожиданно не только для ее друзей, но и для себя. Над шестнадцатилетним сыном нависла великая опасность. К нему привлекла свое черное внимание московская неправедная фемида. Появилась угроза, что на него могут повесить какие-то нераскрытые преступления. И она не стала долго размышлять. Надо было спасать сына. Но ничего себе, "спасать"! Так она увидела единственную возможность: бежать в Израиль. Бежала по-дурацки: через Египет, где их обоих чуть не посадили в тюрьму только за то, что они летят в Израиль. Обошлось. Она, наконец, добралась до Израиля. Тут у нее нашлись друзья, которые сразу же протянули ей руки помощи. Не оставили наедине с теми кошмарами, что выпали на ее долю. Чиновники более полугодия не могли оформить документы. Надо идти работать, но куда? Как это "куда"? Куда почти все. Кому какое дело до ее интеллекта, до состояния здоровья. И она надевает желтую куртку, фартук, и направляется мести улицы в замечательном еврейском городе Тель-Авив! А тут еще некий коллега брякнул бездумно: - Знаешь, за что я тебя люблю? За то, что ты улицы подметаешь! Потом она возмущалась: - Почему я ему нравлюсь в унижении? Вопрос тривиальный, ответ на него ясен, но как бы там ни было, а улицы мести ей пришлось недолго. Ни сил, ни здоровья на это у нее не нашлось. И едва ли не с первых дней жизни в новой стране, стала она писать стихи. Нет, господа, не ждите от нее славословия ни стране в целом, ни стольному городу Иерусалиму. Она остается сама собой и в этой ситуации. Пишет о том, что улицы в Израиле метут те репатрианты и их жены, кто прибыл из СНГ, то есть "русская" репатриация, как старики собирают пустые бутылки и сдают их по двадцать агорот (израильские копейки) за штуку. Кто-то готов принять это за антиизраильские настроения. А по-моему, ничего подобного! Просто поэтесса и здесь остается сама собой. Лоск пусть наводят другие, она должна писать о том, что недостойно человека - собирать пустые бутылки. Три десятка собранных по помойкам бутылок дают возможность хлебнуть бутылку пива. Экое счастье! В темноте луна летает. Вдалеке шумит волна: Пусть живет и процветает Эта дивная страна. Эта дивная страна - Жаль, что не моя она:. (Почему? Да потому что мне бутылка не нужна:)