В 1988 году один знакомый ехал из Берлина в Париж. Попросил его зайти в лавку издательства ИМКА-Пресс и купить «Москву 2042» Владимира Войновича. Тогда в Берлине русских книг не было вообще- В лавке ему ответили: «Мы эту антисолженицынскую гадость не продаем».
Книжку тогда я, конечно, достал другими путями. Она оказалась исключительно смешной, умной и, как потом, к сожалению, выяснилось_ – пророческой. Зрелище кремлевских чиновников, стоящих на богослужении в Успенском соборе до сих неизменно вызывает в памяти картину «звездения» из книжки Войновича. Там коммунистический режим сросся с религией, священники присутствовали на всех торжественных актах и граждане не крестились, а «звездились» – изображали на себе не крест, а пятиконечную звезду. Главный герой – Сим Симыч Карнавалов – представлял собой тонкую и тоже пророческую пародию на Солженицына. Когда Солженицын торжественно въехал на поезде в Россию, медленно и с понтом пересек ее, а потом произносил странно пустые и вообще странные, но исключительно многозначительные речи, все время всплывала мысль – предупреждали же его: не въезжай в Россию на белом коне! А он въехал...
Книга, изданная в 1986 г., вызвала яростный и нелепый протест солженицынских фанатов («солжефренов», по выражению Войновича). Что говорит только в ее пользу. В 2002 году, к своему 70-летию, Войнович написал еще одну книгу – «Портрет на фоне мифа». Теперь – просто о Солженицыне. Всерьез и без насмешек. На мой взгляд, это очень важное событие в русской культуре вообще. В странную нынешнюю «постмодернистскую» эпоху подмены понятий, эпоху, когда рыночный успех становится синонимом художественного, Войнович напомнил о том, что все еще существует «гамбургский счет». Что никакие заслуги в прошлом не могут улучшить или предопределить качество того, что человек делает сейчас. Что глупость, сказанная великим человеком, не перестает быть глупостью. Что мифотворчество и создание любых культов, даже очень хороших людей, тоже есть глупость. А если в душевных и нравственных качествах возвеличиваемых людей есть сомнения, то это – злонамеренная глупость. И создателей культов она серьезно дискредитирует.
О Солженицыне Войнович говорит объективно. Никак не умаляет его художественных и общественных заслуг. Об «Одном дне Ивана Денисовича» пишет по- прежнему с восхищением. О романах «В круге первом» и «Раковый корпус» – тоже. О «Гулаге» с меньшим восторгом. Отмечает, что главное в книге – «сами судьбы , а не сила изображения». Тут я не вполне согласен, мне как раз художественная сторона «Архипелага ГУЛАГ» кажется превосходной, но это как раз дело вкуса. Интересно замечание Войновича, что если «Архипелаг ГУЛАГ» и перевернул сознание читателей, то далеко не всех. А только тех, кто раньше не знал ничего о террористической сущности советского режима, не читал книг Варлама Шаламова и Евгении Гинзбург. И вообще не замечал того, что происходило вокруг в течение десятилетий.
Войнович отдает долг абсолютному мужеству Солженицыны, много лет рисковавшего жизнью и готового ею пожертвовать. Но он пишет также о художественной и нравственной эволюции Солженицына. Например, о низком уровне написанной уже в эмиграции эпопеи «Красное колесо». О том, что знаменитые «узлы» плохи, нечитабельны, скучны. Что налицо провалы вкуса и отсутствие чувства юмора, которое не позволяет эти провалы заметить. О самовлюбленности Солженицына и об отношении к самому себе как к непогрешимому объекту культа. Как раз эти черты и были высмеяны в романе «Москва 2042».
Войнович пишет и о более серьезных вещах, чем просто литературные неудачи. По крайней мере, серьезных для человека, игравшего много лет роль этического эталона. О нетерпимости, равнодушии к помогавшим ему людям, высокомерии и хамстве. О сознательной и циничной заботе о собственном имидже. О странных для апостола правозащитного движения недемократических взглядах. Об отчетливо проступающих в его текстах признаках ксенофобии. Кстати, единственный аргумент, который кажется мне не вполне убедительным, это перечисление Солженицыным начальников Беломоро-Балтийского канала, которое Войнович интерпретирует как сознательную выборку только еврейских фамилий – Фирин, Берман, Френкель, Коган, Раппопорт, Жук. Дело в том, что в знаменитом Указе о награждении строителей Беломорканала 1932 г. эти фамилии перечислены именно таким образом. Плюс Ягода и 3-4 имени исправившихся уголовников. Думаю, что просто список этот был на слуху. В остальном – все очень убедительно.
Владимир Войнович считает, что «отсутствие сомнений в самом себе и самокритики, гордыня и презрение к чужому мнению заглушили в нем инстинкт самосохранения (творческого), лишили его возможности трезво оценивать свою работу и почти все, что он написал в эмиграции, его публичные выступления и отдельные высказывания стали для него убийственной антирекламой». Трудно не согласиться.
В книге «Портрет на фоне мифа» есть еще один тематический пласт, может быть и более важный, чем оценка личности Солженицына. Это тема тяги к «идолопоклонничеству». Стремление к безоговорочному воспеванию классиков и героев оказалось характерной не только для советского сообщества, но и для антисоветского – для нарождавшегося в 50-60-е гг. диссидентского движения. Среди тех, кто воспринял пародию на Солженицына в романе «Москва 2042» как оскорбление великого человека, были люди с безупречной репутацией – Александр Гинзбург, Виктор Некрасов, Анна Берзер, Лидия Чуковская. Войнович с огорчением пишет: «Когда меня ругали за «Чонкина» секретари Союза писателей, Герои Социалистического Труда или советские генералы, их суждения были невежественны и смехотворны, но меня это... не обижало и не удивляло. Я понимал, что это говорят глупцы и невежды... Но когда близкие мне люди возмутились «Москвой 2042» и попытались объяснить причину своего негодования, их аргументация оказалась тоже не умнее этих, мной перечисленных. Только те меня винили в том, что поднял руку на великий народ, а эти, что – на великого человека, на нашу гордость и славу».
В книге неожиданно много места занимает личная и очень резкая переписка Владимира Войновича и его жены Ирины с их близкой приятельницей по поводу «Москвы 2042». При иных обстоятельствах такой довесок мог бы только ухудшить книгу. Если бы не имя приятельницы – Лидия Корнеевна Чуковская. Взгляды знаменитой дочери Корнея Чуковского, даже неверные или неубедительные, несомненно важны для истории.
Владимир Войнович сделал себе к 70-летию очень хороший подарок. Остается его только поздравить.
|
