Два стихотворения другу
В.Енокяну
1.
Москва
Не от неторопливого бега
Исчезающих в Лете лет
Этот город сед, не от снега --
Этот город от страха сед.
От молчания сна не ожил.
Вечной вьюги визжит волчок.
Дверь закроем -- щелчок, молчок.
Тянет палец к губам прохожий.
И ни голоса, и ни звука,
Будто мертвых играют роль.
Тянет палец к губам -- пароль.
Тишины круговая порука.
Тяжесть штор, тяжесть век -- ни эха.
Западня -- ни следов, ни мет.
Этот город сед не от снега --
Этот город от страха сед.
1978 Москва
2.
В Воркуту
"Во глубине сибирских руд..."
(А.С.Пушкин)
Недонабедокурили мы -- нас и недоказнили.
Ни взлететь, ни упасть после этой недоброй игры.
Жуй молчанье. О, пир захолустной поры --
Пир пустот под мерцанье покойницкой гнили.
Полыхнуло и тлеет под сердцем -- невидимо, глухо.
Пересохшему нёбу чужд змеиный извив языка.
Мудрецы и герои -- на небе. А здесь -- на века --
Понт полярный да вместо цикуты -- сивуха.
И ужасны пространства бездушного душного лета!
В них ни Бога, ни скорби -- только похоть и жар.
Только город в дырявом кармане бессмысленно сжал
Запотевшей ладонью бессмысленный грех пистолета.
Отсидимся пока. Будет осень. А осенью выжить
Много проще, да и смерть несказанно добрей.
Это -- время любви и ухода, когда в ноябре
Остывает огонь и понятливость душами движет.
Это время холодных дождей нам прекрасно подходит.
Мы ж не кошки бездомные, чтобы бояться дождей.
Мы -- бездомные просто. И в нашей бездонной нужде
Оправданье молчанью и крику, и страху находим.
Значит, так -- отсидимся пока. Горечь скоро растает
И осядет в глубоких, как трещины, складках у рта.
Станет некому мстить. Заструится с перстов доброта.
И Господь не оставит тебя. И никто не оставит.
1978 Самара
ПЕРИФЕРИЯ
Край мечтаний фарисея --
Связи, грязи, мат да блат.
Полупьяный крик "Расе-ея-а!.."
Увенчает голь бравад.
Лучше опусти ресницы --
Не с кем бросится в разгон.
Невозможно объясниться,
Не срываясь на жаргон.
Лучше памятью согреться,
Чем, играючи в живых,
Затеряться, затереться
В жути лестниц винтовых,
В желтой жути коридоров,
В пыльном празднике углов,
Где не убран труп раздора --
Жалкий кухонный улов
Коммунальных перепалок
Без надежды на разъезд:
"Все пропало! Все пропало!"
Пахнет кошками подъезд.
Пахнут старым жиром плиты.
Дверь плотнее затвори.
Мы -- забыты, "планом"* крыты --
Спим в глуши периферий.
*План -- анаша (на блатном жаргоне)
1978
Монолог к Ахиллу
Ты обиду забудь, Ахиллес --
О Патрокле подумай, о друге.
Ты -- герой. Твои тяжкие руки
Как лозу рубят вражеский лес.
А Патрокл -- он дитя, Ахиллес,
Храбрый мальчик, что в драку полез.
О Патрокле подумай, о друге.
Я и сам, ты же знаешь, Пелид,
В сердце злую лелею кручину.
Я и сам, наглотавшись обид,
Бросил все -- убежал на чужбину
Испытать роковую судьбину.
Жизнь проходит, а сердце болит.
Так нам боги судили, Пелид.
Я, хотя на чужбине тужу,
Волю светлых богов не сужу
И по внутренностям не гадаю.
Я себя, как могу, соблюдаю:
С незнакомыми водку не пью
И с "мимозами" "роз" не рифмую,
За зеленым сукном не блефую,
Грозноликих вождей не пою.
Год сменяет в забвении год,
Да сердечной усталости гнет.
Я устал от убитых людей
И от этого вечного лета.
Ядовитой пыльцой "марафета"
Сушит ноздри хамсин-лиходей.
Как-то так -- ни идей, ни плетей.
Лишь земля, добела разогрета,
Принимает убитых людей.
Жизнь проходит, а сердце болит.
Вознесем всесожженье, Пелид,
Всеблагого Владыку понежим --
Люди, персть мы земная понеже.
Будто гривы коней вороных
Вьется дым приношений двойных.
Сердце поедом гложет кручина,
Множит ночью недобрые сны:
На поля иудейской войны
Провожать полурусского сына.
2002
|
