7
Другим монадам мир благоволит,
Которые уже и не монады,
А суррогаты Рима и Эллады.
И тлеющий пожар давно горит.
Подтачивая поросли ракит
Берёз, платанов и гигантских сосен,
Весну переиначивая в осень,
Ночной зефир прохладу не струит.
Постмодернистским веяньем поддет,
Тусуя ароматы гала лет,
Народ отверг и кремень, и кресало.
Штампуя пластик, серу и металл,
Себе он цепи новые сковал.
А призрака любви всё так же мало.
8
А призрака любви всё так же мало.
И стонут, пролетая, журавли,
Над разными широтами Земли
Воздушное вздымая одеяло.
И не догонит ни за что волну
Волна другая на озёрной глади.
Отнюдь не всуе и не шутки ради,
Влюблённые взирают на Луну.
Любовь – как Призрак. Многие судачат,
Но мало кто рассматривал вблизи.
Её – необъяснимые стези.
Её – неуловимые удачи.
В той чаше нам совсем не видно дна.
Тому кто знает, тайна тайн дана.
9
Тому, кто знает, тайна тайн дана.
Семёрка с тройкой туз оберегают.
Огонь – он не горит. Он полыхает.
И в час полночный, право, не до сна.
Вода объемлет мягко ступни ног
И до души нечаянно доходит.
И тень, обнявшись с тенью, тихо бродит,
Одолевая чувственный порог.
И как бы долго их ни разнимали,
Никто не утолит своя печали.
И снова в час полночный не до сна,
Когда в руке рука и взгляд во взгляде.
Святые же, внемлите, Бога ради!
Тысячелетья помнят имена.
10
Тысячелетья помнят имена,
Истлевших на томительных угольях,
Пронзённых и оставшихся на кольях
Её оруженосцев. И она
Счастливых занесла в свои скрижали,
В папирусы, в тома библиотек,
В реестры половодий мощных рек,
Плеснула в Чашу Вещего Грааля.
И в Песню Песней тихо занесла –
Всем расам, поколеньям и народам,
Знакомя с неизбежным их Исходом
В страну любви. Чудны её дела.
И память их дыханием согрета
Ушедших в поэтическую Лету.
11
Ушедших в поэтическую Лету,
С другими образуя общий ряд,
Где избранные только и стоят,
А званые готовятся к обету.
Бессмысленно кого-то разделять
По времени, по виду и по цвету.
У Леты тех давно различий нету.
Не нам в Подлунном за неё решать.
Лучи с предгорий гальку серебрят,
И тени завороженно стоят
Над пропастью любви на волоске.
Ни травы, ни вода их не забудут,
И имена их тоже скоро будут
Начертаны на золотом песке.
12
Начертаны на золотом песке,
На баррикадах и на пирамидах,
На крыльях неопознанных болидов,
На поперечной кедровой доске.
Тень с тенью перешли давно на «ты»,
И лампы от жары перекалились.
Затворы на дорогах растворились,
И пали непотребные щиты.
Соль проступила на бортах челна,
И в тишине не слышны вёсел всплески.
Движенья их осознанно не резки:
Другая данность им уже дана.
Соль растворилась медленно в реке
В необъяснимой страсти и тоске.
13
В необъяснимой страсти и тоске
Срывает пена пену у прибоя,
Со временем и с рифмами не споря,
Ступая по заливу налегке.
И Амор виден, неусыпный град,
Живущий за обложкой постранично,
Растаявший однажды необычно.
Влюблённые в ночи опять стоят.
Глядят друг в друга верные глаза,
И отвести тот взгляд никак нельзя.
Не призывая никого к ответу,
Они искрятся, молят и блестят,
Глаза, что так неслышно говорят.
Ведущие свой путь от света к свету.
14
Ведущие свой путь от света к свету
И далее повсюду и везде –
В огне, на льдине, в ключевой воде.
Антоний. Клеопатра. Ганс и Грета.
И к радугам расцвеченным воздета
Всех феерверков значимость огня.
Во всех — в тебя, в него, в неё, в меня
Из искр ликует и летит ракета.
Всего дастанет: славы, суеты,
Угодий, необузданных стремлений,
Упрёков, жалоб, зла, нравоучений,
Красноречиво-праздной немоты.
И лишь любви всегда не доставало.
Любовь – от мира вечное начало.
15
Любовь – от мира вечное начало,
И Змей извечный путь её хранит
В непостижимых стадиях орбит.
И сколько ни люби – ей будет мало.
Давно уже других начал не стало.
Забвением охвачен давний стыд.
Другим мoнадам мир благоволит,
Но призрака любви всё так же мало.
Тому, кто знает, тайна тайн дана.
Тысячелетья помнят имена,
Ушедших в поэтическую Лету,
Начертаны на золотом песке.
В необъяснимой страсти и тоске
Ведущие свой путь от света к свету.
|
