НЕПРОЛЮБ
Эти встречи, как лунный свет –
так же зыбки и настороженны.
Ничего в них хорошего нет.
Но и, впрочем, плохого – тоже.
Несуразная тайна двух
не похожа совсем на сказку.
Напряжен до предела слух,
осязая слова, как ласку.
Слово кончилось. Немота –
хрупким эхом хрустальной вазы:
будто только что снят с креста –
немота отказавших связок.
Что ж тут скажешь, когда окно
смотрит иезуитом ночи
на сонеты грустящих снов
и на губ сумасшедший почерк.
Небосвод, осыпаясь пудрой
звезд, утонет в рассветной ванне.
За окном забледнеет утро
гарантированных расставаний.
День опавшей листвы взвенит
еле слышно, щемяще-ново,
отлетая с утра в зенит
от автобусных остановок.
Эпилогом без лживых жестов
осень выплеснет шелест шин,
перемножив загадку женской
на загадку мужской души.
ПАРАЛЛЕЛИ
В.Р.
Оплыл пломбир сугробов февраля.
Как хрусток день последнего числа!
Слегка расстроен уличный рояль,
залуженный в блестяще-черный лак.
Бисквитный день. И чашечка тепла.
И сигарета выкуренных слов.
И профили стихов в листе стекла.
Еще – глаза. И, кажется, крыло.
Кристаллы циферблата растеклись.
Возникла репродукция – вокзал.
И потянуло толкотней столиц,
контрастно проявившейся в глазах.
Вечерние глаза будили ночь.
Перемещался шагом фон аллей.
Вращали фары веерный клинок,
соскабливая звезды фонарей.
Галактика дорог. Еще виток –
и, спотыкаясь, «ты» сменяло «вы»,
сплавляя слог построчных сумм в итог –
Кусково, перфорация Москвы.
AUTODАFE
About love once again...
Ночи деготь.
Псалмы звезд.
Луна – в терцию.
Безжалостный коготь.
Воющий пес.
Коготь – в сердце.
Всплеск страха.
Надо идти.
Минут убыль.
Колокол ахает:
Е-Р-Е-Т-И-К!!!
Мелом – губы.
Колокольня
небес дрожит
окаянно.
Горло – колом.
Осталось жить –
покаяние.
Факел – к хворосту.
Жизни ржа –
по поленьям.
Дыма борозды.
Едкий жар
искупленья.
Воплем боли
в каждой строфе
звон нервов.
– Бог с тобою!..
Аутодафе.
Акт веры.
Бренно тело.
О космос тушась,
уже нездешняя,
отлетела,
пылая, душа
грешная.
|
