* * *
Смотри! Я по вершинам ёлочным
к тебе несусь на покаяние,
морозом щиплющим, иголочным,
на безотчётное свидание.
По необъявленному признаку
найду отмычки залежалые
и обезличенному призраку
вручу свои кредитки талые.
Разворошу я одиночество,
позажигаю звёзды малые,
и однозначное пророчество
прольёт на землю струйки алые.
Да совершится невозможное –
схлестнутся левое и правое,
и ты возьмёшь своё пирожное
из места тайного и шалого.
Так распогодится окрестие
во встреченном лобзанье звонкое.
Золоторунное наперстие
под шалями такое тонкое.
* * *
Снежинкой-девочкой, мороженого жаждой,
периметром летящего стекла
ты плотно и надёжно облегла
всё то, что не вмещалось в слово «каждый».
Не каждый мог взлететь без красоты
без направлений силы неучтённой.
Шуршащей стрекозой заговорённой
ты с вольностью самой была на «ты».
В прохладе выставочных залов на холсте
с подругой из струящихся нюансов
теперь ночуешь без ненужных стансов,
начертанных на мягкой бересте.
Теперь ты вещество. Ультрамарин.
Белилами разведенная охра.
И краска на холсте давно просохла.
И я с тех пор перед холстом один.
|