ВЕЧНОЕ ПРОЩАНИЕ
"...и сколько помнится, прощался"
Б.Пастернак
Бой часов. Осенний мир прозрачен.
Поздно. Бой часов. А осень медлит
Этот год ушедший обозначить
Восковой тоски прозрачной меткой.
Золотом дерев да солнца ложью
Навевает все одно и то же –
То, чем год дотла сожжен и прожит,
Что забыть теперь уж невозможно.
Уходящая моя, моя чужая,
Дни разлук мы точно четки нижем,
Жалуясь, кляня и провожая.
Но, клянусь, никто мне не был ближе.
Никогда, в виденьях горьких множась,
Не росла так память, неизбежна.
Никогда так страстно безнадежность
Не желала светлой стать надеждой.
Не было на белизне бумажной
Строк странней – прочтешь и удивишься.
Никого я не любил так страшно –
Ты не зря меня, мой свет, боишься.
И не зря ты, поступью незрячей,
Тщишься обойти объятий петли.
Снова ты. Осенний мир прозрачен.
Поздно. Бой часов. И осень медлит.
________________
1980
ОТЪЕЗД
1.
И вот опять срываюсь я на крик:
"Живут же люди – с них и взятки гладки!"
А мне – в эпилептическом припадке
Весь искорежен расставанья миг.
И кажется, – Сам Бог не все постиг
Еще в творимом им миропорядке.
Все душераздирающее – речи.
У милых лиц – гримасы боли резче.
Безумнее и горше – взмахи рук.
Орет "Разлуку" хрипло черный кречет,
И ложным обещаньем скорой встречи
Я целование – иудино?! – дарю.
Ну, вот и всё. Застыв в дверях вокзала,
Прости мне, Русь, что сердце вдруг устало
Переживать твой черно-алый бред.
За тщетный бег от бесконечных бед
Прости и знай, что лучше мне не стало.
Какая боль уж только не пытала.
Какой вины на мне уж только нет.
1991
2.
Все пройдет. И зима заметет
Там, в России, дома и могилы.
Лишь безумного сердца полет,
Этой птицы больной перелет,
Досягнет до Отчизны немилой.
И оно там останется жить.
И оставит меня, и обманет.
И заставит опять ворошить
Память ту и как будто бы жить.
А само будет – там – сторожить
Улиц глушь да безумие мамы.
Там – пойдет колобродить-бродить
По пурге в жути уличных линий,
С безымянской шпаной разводить
Тары-бары "по фене", бродить.
И покинет меня, и покинет
На-всег-да, и пустые года
Электричкой пустой пронесутся,
И упьются собой вдрабадан,
И уснут, и уже не проснутся
Никогда, никогда, никогда.
А в России пурга заметет
И оконные рамы и раны.
И безумного сердца полет
До Отчизны родной досягнет.
И забудет далекие страны
Сердце, и без меня заживет.
Вольной птицей больной обернется,
Чей безумен прощальный полет.
И ко мне никогда не вернется.
2001
_________________
Т.К.
"А может, даст Бог, свидимся еще на этом веку..."
(из Вашего письма)
Другая женщина – иного солнца свет,
Иной земли, мне незнакомой, дали,
Бес-крайние, иного счастья бред
Мне сладко лжет, и приступы печали
Иных морей зеленою волной
Нахлынут, не изведанные мной
Доселе, и с полоской острой стали
Приступят к горлу.
Едок и незрим
Отечества былого горький дым
Ест очи и газетною побаской
Нас мучает, побаской пустомель...
Другая женщина – за тридевять земель,
Из-за медвежьих хмурых снов Аляски
С печалью тою струи Вашей ласки
Приносит мне иных морей Гольфстрим.
Поверьте, ею я в живых храним.
И даже мнится... мнится, что любим,
Как в прошлом, проклятом, блаженно-ложном,
Как в те года безумных юных странствий,
Где было все не страшно и возможно.
Но перекрыто прошлое таможней.
И дуболомы, пьяные от чванства,
Нам не дадут ни визы, ни гражданства,
Ни yellow-, ни green-, ни credit-card.
Во времени дороги нет назад.
Уж за полночь. И головою вдоволь
Побившись в стену, призываю сон
Вотще в провале черной ночи вдовой,
Сном позабытой, и мечтою новой
О встрече с Вами диких мыслей сонм
Утерянный мне заменяет сон.
По лестнице, протянутой с созвездий,
Нисходит некто с запредельной вестью.
И знаменье творит его щепоть.
И тихий шепот: "Властен в том Господь".
2002
ПОЭТ В БЕЭР-ШЕВЕ
Исход субботы. Темен небосвод.
Хамсин сухой горячей пылью дышит.
Компьютер нем. А он... Он хмуро пьет:
"Погода чертова! Хамсин* меня убьет.
Соб-бачья жизнь – опять никто не пишет.
Ни-кто..." Тоски угрюмый беспредел.
И вдохновенья призрак улетел.
А жизнь – как жизнь: жестока и проста.
С измятого газетного листа
Священные каракули иврита
Оповещают: "Столько-то убито..."
И далее – убористым петитом –
Идут убитых этих имена.
Орут соседи, и – почти война.
Мерцают старой почты письмена
Со старого овального экрана.
"Не пишут из России, и она,
Далекая-далекая Татьяна
Не пишет". Душно, и почти война.
Война – общенародный сдвиг по фазе.
Опять кого-то замочили в Газе.
А в будущем – египетская тьма.
А жизнь проста, жестока и напрасна.
Война ... Атас! Страна сошла с ума –
Закрыли все веселые дома
И выслали украинок прекрасных.
Увы. И всех в сердцах назвав на "мэ",
Охота сделать жизни резюме.
На Севере, в России, снег, поди,
И до идиотизма – перестройка.
Куда летишь, родная? Осади!
Валит в веках лихая Птица-Тройка –
Тачанка, паровоз, головомойка,
Истории Олимп, ее помойка –
А ты как зверь с дороги уходи
С привычной болью ноющей в груди.
Почти война. Соседи голосят.
Горячие, чернильны ночи крылья.
"Зачем дома веселые закрыли?
Да, нешто, делать в руку в пятьдесят!"
Просматривает, пальцами хрустя,
Ряд строк неровных. Кашляет от пыли.
И громко вслух: "Да сколько бы ни крыли,
Меня прочтут потомки и простят.
Ведь любят нас потом – когда зарыли".
Израиль
2002 - 10/2003
* Хамсин -- горячий сухой ветер, весной и осенью дующий с Аравийских плоскогорий и приносящий с собой желто-коричневую муть мельчайшей пыли.
|
