В мастерской художника
Усталый вечер тычется в ладони.
Распухшая луна побита оспой.
Парит в пространстве утлый подоконник,
накрыт газетой четырёхполосной.
В газете этой новостей немало,
с хорошими вот только – неувязка.
И очень к месту намертво пристала
к лихому тексту алой каплей краска.
За окнами всё куксится природа,
под стать души художника стихиям,
а сам художник спит, - дитя народа,
который и во сне жестоковыен.
Но, может, он проснётся утром душным -
и поскребётся в пальцы вдохновенье...
Народ бывает тоже благодушным .
Особенно с получки... в воскресенье.
В мастерской художника
(живописное)
Усталый вечер тычется в ладони.
Распухшая луна побита оспой.
Парит в пространстве утлый подоконник,
накрыт газетой четырёхполосной.
На нём застыла мёртвая природа,
являя асимметрии науку,
и хочется как грустного урода
погладить мягко гипсовую руку.
На блюдца керамической глазури
представлен фрукт пластмассовым лимоном.
Иссякший тюбик со слезой лазури
лежит окурком брошенным, кручёным.
Обрывок ткани редкостного цвета –
когда-то слыл он бархатной портьерой...
Верна искусства вечная примета –
её зовут особой атмосферой.
Нам жалят нос миазмы скипидара,
нам жутко сесть в засаленное кресло,
а мантия несбыточного дара
на нас бы всё едино не налезла.
Из чашки, от следов заварки бурой,
не станем пить мы даже под расстрелом...
Но тянет на общение с культурой,
с искусством побрататься между делом.
И уходить не тянет восвояси -
диковины вокруг пощупать манит,
себя представить в новой ипостаси...
Уж тут тебя искусство не обманет!
В мастерской художника
(богемное)
Усталый вечер тычется в ладони.
Распухшая луна побита оспой.
Парит в пространстве утлый подоконник,
накрыт газетой четырёхполосной.
Без прессы нет дизайна с гигиеной.
Бумага со столбцами слов печатных
всем скатерью служила неизменной,
кто вечно трапез не ценил опрятных.
Сегодня повод есть, и будет праздник
по случаю удачного заказа:
один известный галерист-проказник
задумал арт-проект «Дитя без глаза»
(Стена, провалы окон, а из кладки
торчат огрызки ржавой арматуры,
вокруг в хронологическом порядке -
вождей посеребрённые фигуры).
Уж в дверь звонили раз пятнадцать кряду,
и к лука незалежнего вязанке
приник через стеклянную преграду
кагор венозный в трёхлитровой банке,
паштет явился шпротный и горбушка
живого, хоть не лимбургского, сыра,
и курицы окровавленной тушка,
и к ней картошка в качестве гарнира...
Как хорошо топор в дыму повесить,
стаканами звеня, гудеть привычно,
и где-то там, вовне, без всяких песен
поёт душа, горланя неприлично.
Здесь все свои. Чужие здесь не ходят,
притом что дверь с замками незнакома
и принадлежность к избранной породе
предательски не выдаст хромосома...
...Закончилось вино. Бледнеют лица.
Всё выше, выше слой кофейной гущи.
Уже неплотный, разговор дробится.
Зевнуть позорно хочется всё пуще.
Спит на диване поэтесса Таня –
скелет, хотя не бережёт фигуру.
Она уже нашла свой путь к нирване
в объятиях любавичского гуру.
И мне пора бы на свою планету.
А славно, что вы есть, и недалече.
На серый день заветную конфету
я припасу – горчичный этот вечер.
|
