Поле чудес / Леонид ЖИВОВ

Славное местечко! Многие одиночки моего призыва - начала 90-х прошли суровую обкатку в этом бродяжьем чистилище с шуком Кармель с одной стороны, дельфинарием - с другой и величественной, тогда еще самой высокой в стране многоэтажкой «Мигдаль а шалом» - неподалеку. Сквер с полянкой, редкими старыми деревьями и местной достопримечательностью - белым каменным параллелепипедом, нахально прозванным нами «памятником, замученным абсорбцией олимам».

О контингенте можно говорить долго и интересно, удивляясь парадоксам судьбы. Но кто есть кто станет ясно в процессе повествования, а я лишь хочу нарисовать колоритный денечек из нашей босяцкой жизни.

С раннего утра бригада из восьми человек торчала на шуке под руководством Вовки-«Китайца», нашего вождя. Обладая качествами лидера и великолепно зная иврит, выученный за десять лет проживания в стране, он в глазах наивных олим был чуть ли не небожителем. Мы предлагали свои могучие мускулы, наращенные на вкусных трефных харчах ныне оголодавшей страны прежнего проживания, постепенно угасающие от постоянной алкогольной интоксикации силы и кипучую - в надежде на опохмел - энергию. Все вместе мы отдавали за гарантированный тридцатник - аккордная оплата интенсивной двухчасовой работы на разгрузке «масаитов». Повезло: спрос на этот раз превысил предложение.

Перекидав несколько тонн арбузов, бригада разделилась. Пятеро молодцев быстренько сделали шмон по рынку, собирая под прилавками и в проходах все съедобное. Ребята никогда не подворовывали, за это беспощадно изгоняли из семьи. А коммуникабельный Сеня пошел в который раз к земляку - помощнику мясника, где получил с десяток килограмм субпродуктов - «сиська-писька-хвост»; для супчика - предел мечтаний. Мы же с Китайцем воодушевленно направились за горючим. Хозяин маколета был старым корешем Вовки; матерый алкаш, как говорили в совке, «делал ему план».

Все наши уже были в сборе. Остававшийся на хозяйстве Алик - недотепа, «ни украсть, ни посторожить» - навел порядок: собрал «бычки», подмел место будущего пира и оттащил в сторону старые матрасы - комфортные заменители опочивален. Посуду, собранную с миру по нитке, он тщательно вымыл. Народ жаждал хлеба и водки.

Ораторствовал Китаец; речь его была отточенной и убедительной. Чувствовался комсомольский вожак в прошлом. Когда-то на родине он работал мелким вождишкой в ГК ВЛКСМ курортного города Сочи. И там, кстати, нашел его маму Фриду китайский студент Лю. Суть ценного предложения Китайца сводилась к следующему: не упиваться вусмерть на солнцепеке, а принять для расслабухи по двести грамм, слегка закусить добытыми фруктами, приготовить наш коронный супчик и поспать, заранее компенсируя ночное бдение. А ночью разгуляться по-молодецки, с неограниченными возлияниями и дикими песнопениями. Соблазн начать гульбу прямо сейчас был велик, но главшпан умел авторитетно убеждать.

А вокруг все знакомо и так уютно, красота. Часто выгуливавшие здесь своих любимых собачек, соседи из окружающих скверик домов относились к «мискеним» доброжелательно, изредка подогревали продуктами и вполне приличными шмотками. Старики скорбно закатывали глаза и на чем свет крыли «мемшалу», допустившую неустроенность и деградацию евреев. Они очень любили дебатировать с Китайцем, уважая его как участника ливанской войны и знатока иврита. Мы же - стадо баранов - восхищенно внимали его мастерской полемике с соседями, ехидным остротам, а главное, чужому в то время ивриту. Вова снисходительно принимал заслуженные комплименты и скромные дары.

Немаловажно, что у нас имелся неиссякаемый водный ресурс - питьевой фонтанчик, менее полноводный, чем Кинерет, но вполне устраивающий мающихся сушняком алкашей. Вот к нему-то сейчас и направились шустрые дежурные повара на предмет промывания трофейных мясных запчастей.

Рядом реставрировалась в течение долгих лет мечеть - неиссякаемый источник топлива. На углу, по диагонали от дельфинария начиналось строительство огромного «биньяна» - тоже источник тепловых калорий. И мечеть, и красавец-биньян сейчас могут увидеть любопытные, находясь в том районе.

Об этом особо. Тогда по Израилю прокатилась волна польских туристов, приехавших за «жидовскими пенензами». Уже потом появились румыны и таиландцы, а вот «кушим», то есть африканцы, по-моему, находились здесь постоянно. Полякам было выгодно потрудиться в богатом Израиле и привезти в обнищавшую Жечь Посполиту бабки, обеспечив себе безбедную жизнь на три-пять лет вперед. Паненки метапелили, благо в стране полно стариков, не забывших «пшеканье», а потомки гордых шляхтичей работали, как правило, грузчиками и предавались неумеренному пьянству. Все прекрасно говорили по-русски, и это нас сближало.

Тогда можно было часто наблюдать характерную картинку. Пластом лежит поперек тротуара, мешая гуляющим по набережной, двухметровый, опухший от водки, белокурый витязь, какой-нибудь Збышек или Кшишек. В одной руке, как обычно, недопитая бутылка водки. Периодически открывая мутные, ошалевшие глаза, он издает истошный вопль: «Вшистко пердолю!» Многие допердолились до депортации. На этот раз в гости пришли вполне умеренные со своими развеселыми подружками, выклянчившими законный выходной у стариков-работодателей.

Отдохнуть, конечно же, не удалось, моментально возник гай-гуй. В двух словах расскажу о забавном приключении. Златокудрая, похожая на Марину Влади в «Колдунье», пышнотелая пани Ядя (Ядвига) попросила меня, как респектабельного пана, сопроводить ее «до туалету», а поскольку персонального «толчка» мы не заимели, я повел шановну пани на стройку. Сам, как истинный джентльмен, остался в сторонке, ожидая писающую красотку. Ожидание было вознаграждено десятиминутной сумасшедшей случкой в позе, которую в Израиле почему-то называют содомской. Акт любви инициировала пылкая Ядя, оголодавшая за неделю круглосуточного метапельства и жаждущая приключений. Я не оплошал и услышал комплимент: «Пан бардзо добже пердолит!» Возвратились мы очень довольные друг другом, оживленно посмеиваясь и перемигиваясь.

Пир стремительно набирал темп. Панове уже затянули «Еще Польска не згинела…». В оборотку чертовым ляхам полухохол Владик завопил «Ще не вмерла Украина…», а братья-евреи хором запели на русском жалостную - «Друзья, купите папиросы…»

Привлеченные необычным разноязыким исполнением, нас постепенно окружили любопытствующие прохожие. Раздались нестройные аплодисменты восхищенных ценителей. Китаец не растерялся и обратился к аудитории на иврите, а потом перевел на русский для нас, тупорылых:

Посыпалась мелочь от благодарных слушателей. Хватило на солидную добавку, да и скуповатые поляки расщедрились. Два гонца лихарем сгойдали в лавку и успели принести до наступления шаббата еще два десятка бутылок. А тут и фирменный супчик поспел. Гуляй - не хочу!

И снова гости. На звуки музыки к разгулявшимся босякам подошли два парня среднего роста, очень симпатичные, не по-израильски изящно одетые и, приветливо улыбаясь, поинтересовались, можно ли присоединиться к веселью.

Парни оказались сообразительными, и из сумки оперативно появились невиданные в наших палестинах припасы: «Кеглевич» лимонный и персиковый и какие-то необычные, до сих пор невостребованные нами по причине людоедской цены, деликатесы из «русского» магазина. Присели, выпили за знакомство. Посыпались обычные в таких ситуациях вопросы: «Откуда? Когда? Почему? Биография?»

Гриша и Миша рассказали, что они из Одессы, росли вместе с детства как братья. Но таковыми не являются, хотя внешне и похожи. Гриша - русский, но стал евреем, каким образом - не освещалось; Миша – стопроцентный еврей. Гриша знает идиш и традиции лучше Миши и не мыслит себе жизни вне Израиля.

Где работали - умолчали, дух чувствовался в манерах, речи и размахе. В Израиле друзья находились аж две недели и пока гуляли, пытаясь определиться с городом будущего проживания. Они были приняты на время неассоциированными членами корпорации.

Чем дальше в лес, тем больше дров, - уже появились первые отрубленные, а водки еще было море. В два часа ночи появились постоянные визитеры - морские пограничники в военном джипе. Старший патруля обратился с традиционным вопросом к старому знакомцу - Китайцу:

Пограничники резво укатили. Поляки, оценив ситуацию, немного скисли, а неуемная в страсти Ядя выразительно скосила в сторону стройки свои блудливые синие глазки. Я пошел, уже не горя особым желанием, но проклятая амбиция и реноме еврейского мачо жестко обязывали. Пани превзошла саму себя и оправдала репутацию истинной варшавянки, неутомимой и фантастически изобретательной в погоне за наслаждениями. Она таки вынудила мой истощенный организм к новому затяжному подвигу во славу Венеры. По дороге в табор я прокомментировал:

Между собутыльниками тем временем разгорелся спор на национальной почве. Миролюбивый русский, Гриша, разлил по стаканам и предложил гонористому обалдую Анджею выпить за содружество наций. Все, что накипело, - выплеснулось: «Я пердолю жИдов!» - и хам Анджей швырнул стакан с водкой в лицо Грише. Мы мигом протрезвели, готовые утихомирить буяна-антисемита. Скромник Гриша рявкнул «Ша!» и подчеркнуто любезно пригласил великана Анджея по-польски:

Гладиаторы направились к ближайшим кустам, и сразу же раздался оглушительный рев раненого вепря. Анджей ломанулся сквозь кусты и исчез из нашей жизни навсегда. Гриша присел, как ни в чем не бывало, вмазал стакашку, а затем сказал:

Поляки восхищенно и уважительно смотрели на новоявленного Давида, усмирившего злодея Голиафа. Потом языки развязались. Панове долго извинялись за обнаглевшего земляка, но коллективу уже было не до этого. Все потихоньку отключались после суматошных дневных и ночных перипетий и оглушающих перепитий.

…Проснулся я от хорошо знакомого утреннего пения птиц. Рядом на травке, картинно раскинувшись, задушевно похрапывала оборзевшая нимфоманка Ядя. Я основательно продрал глаза и увидел: Поле Чудес превратилось в поле после битвы. Костер догорел, бродячие кошки, злобно урча, со смаком продолжали наш пир, жадно пожирая остатки. Появились первые прогуливающиеся старички. Надо было срочно похмелиться, все прибрать и подумать о дне сегодняшнем. Я растолкал Китайца, спящего, как обычно, с живой «грелкой» - прирученным здоровенным черным котом - на костлявой груди. Вовка растолкал дневального, мы раскумарились остатками водки и принялись втроем за уборку. Шаббат - заслуженный отдых, можно и на море сходить, освежиться и грехи смыть. Впрочем, судя по плотоядной ухмылке поднявшейся и сладко потянувшейся, соблазнительно розовой в лучах взошедшего солнышка чаровницы Яди, грехи предстояли снова.