* * *
И снова я как будто бы пишу.
Покинув мир предметно-ощутимый,
с предмета на предмет переношу
подвижный взгляд отсутствующий.
Мнимый
веду неторопливо разговор
о том, о сем кивком или улыбкой...
А вы принять не в силах до сих пор
отсутствие мое.
Моей ошибкой
считаете улыбку и кивок,
подвижный взгляд, рассеянные фразы...
В моем существованьи, видит Бог,
виновна я.
И, не солгав ни разу,
я лгу и... лгу, покинув бренный мир.
Очерчивая правду гранью тонкой,
мне – лгать для вас. Я – лирик. Я – сатир.
Виновна в этом и, увы, не только.
Прощальный спектакль
Раскланиваюсь, слёзы брызжут,
смывая грим полоской рыжей.
Прожектор угловой погас.
Последний день, последний час...
Немая смена декораций,
редеющий поток оваций.
Опущен занавес плешивый.
И кто-то ищет суетливо
за шторой дверь с подсветкой «Выход»,
а кто-то в зале скажет тихо,
перекрестив пространство: «С Богом!
нам – край родимый, вам – дорога.»
О, мой возница, друг сердечный,
устал ты от погони вечной.
Ты рад бы был покинуть плен
той, что так хочет перемен.
Но нет, покоя не ищи,
а лишь хлещи коней, хлещи!
Мы полетим через пространство,
пронижем воздух и века,
чтоб утолить непостоянство,
и в том тебе моя рука.
* * *
Омолодившись сочетаньем
стекла, металла, цветников,
поёт унылое прощанье
стариннный город. Был таков
его покинувший доселе
упрямый сын. Склонившись ниц,
он молится теперь в Марселе
за упокой любимых лиц,
за здравие еще живущих
в старинном городе и вне,
потерянный в телесной гуще
в чужой, немилой стороне.
И у церквушки подаянье
бросает щедрою рукой
в надежде тщетной, что прощанье
окупится и что покой
его душе обресть при жизни
дарит Господь в чужих стенах...
Монеты сыплются на тризне
души, рассеявшейся в прах.
* * *
Как скоро ты пристанище нашёл,
кленовый лист, несущийся с потоком
речушки горной. Долго ли ещё
пробудешь здесь, уткнувшись влажным боком
в уютную расщелину камней,
живительной водой омытый,
понять пытаясь, что в тебе сильней –
желанье плыть или обресть обитель?
|
