Леонид Ольгин
Леонид Ольгин
Леонид Ольгин
Сам о себе, с любовью…Статьи и фельетоныЗабавная поэзия
Литературные пародииИ будут звёзды моросить..Путешествие в Израиль
Гостевая книгаФотоальбомФорум
Журнал "День"Любимые ссылкиКонтакты
 
 



Международный эмигрантский, независимый общественно - просветительский и литературный журнал «ДЕНЬ»

Журнал «ДЕНЬ» > Выпуск № 21 (30.04.2006) > Как Лёвка пить бросил

написано: 30 апрель 2006 г. | опубликовано: 30.04.2006

 

Леонид ЖИВОВ, рубрика "Литературная гостиная"

Как Лёвка пить бросил

 

«Пока гром не грянет, мужик не перекрестится!» Русская пословица
     Прежде чем поведать читателям любопытную историю быстрого излечения от пагубного при­страстия моего старого знакомого Левки, так и тянет вспомнить известный анекдот. Постараюсь коротенько.
  «На границе между СССР и Афганистаном от нечего делать идет вполне дружелюбная пере­кличка погранцов. С советской стороны солдат-украинец, смачно пожирая бутерброд с прислан­ным из дома салом, дразнит через нейтральную полосу афганца-«мусульманина»:
   - Эй, афган, сала хочешь?
  А тот, надвинув чалму на лоб, радостно так:
   - А який афган сала не хоче?»
  …Раздался телефонный звонок, я взял трубку и услышал почти забытый хрипловатый голос:
   - Здорово, писатель! Это Левка тебя беспокоит. Помнишь, у фонтана на Дизенгофе в 93-м, летом неделю вместе обитали? Земляк твой, харьковча­нин с Клочковской. Вспомнил - тогда слушай внимательно. Тему, хочешь, преинтересную? Я тебя постоянно в «Секрете» читаю, по-моему, ты ее еще не освещал, а зря. Думай быстрее!
  - Левка, рад звонку! Рад, что ты обнаружился! А по поводу интересной темы: «Який афган темы не хоче?!» - Помнишь? Приезжай! - и продикто­вал адрес.
  Где-то минут через сорок я уже открывал дверь дорогому гостю. За долгие годы, что мы не виде­лись, Левка здорово изменился. Только глаза хитрющие те же да голос с хрипотцой. А так: пузо выше носа курносого, волосы кудрявые по­редели и некая респектабельность появилась в осанке и манерах вальяжных. Ну и весь в «ры­жухе», конечно же, - богатенький, стало быть, демонстрирует, удивляет, ну прямо, как Мара­дона (общий наш кореш).
  Достал из кейса коробку дорогих конфет «к чаю» и прокомментировал:
  - Чуть раньше с ящиком «Кеглевича» прикатил бы, но в завязке я, да и ты, думаю, сейчас не ба­луешься.
  - Угадал, - говорю, - а чайку «купецкого» сейчас организую. Что и сделал.
  Расположились мы поудобнее, и повел Левка свой рассказ.
  - Должен сказать тебе, Ленчик, что в определен­ных кругах я известен не меньше, чем ты среди читательских масс. (От неприкрытой лести я «растаял», - автор.) За десять лет, что мы не встречались, поднялся крепко - в бизнесе, не­важно каком, пофартило. С первой  женой со­шелся, дочку замуж удачно выдал, в Германии сейчас живет. А мы с Любкой в своей квартирке сиротской - пятикомнатной в Холоне. Живем дружно, она меня понимает с полуслова, я ее люблю, уже не подгуливаю - не тянет. А вот с бухаловом - беда. Те же запои. Нет-нет, да на­жрусь до «синьки», а потом три дня «в лежку», без сна, в ознобе и поту холодном - отхожу в му­ках. На бизнес особо не влияет - голову не поте­рял, но здоровьишко сильно дешевить стало - давление скачет. И вот что случилось в послед­ний запойчик…
  Начал я чертей гонять ближе к вечеру, про­изошло сие «изгнание бесов» после двух «Абсо­лютов» без закуси - аппетита совершенно  не было. Вру, трех, с утра еще похмелился «Кегле­вичем». Опыт есть - знаю, что «белка» в очеред­ной раз навестила, знаю, как с ней, падлой, бо­роться, а поделать ничего не могу. Плотно на из­мену сел: чую, грохнуть меня кто-то хочет, из дома напротив оптический прицел наставлен, по­блескивает внаглую. Куда в хате не спрячусь - он за мной. Упал - коленкой «балату» вдребезги разнес, а на коже лишь царапина: «пьяному - море по колено». Любки дома не было, а я, признаюсь, перехезал и ментов вызвал, мол, го­товится убийство, угроза налицо, спасите, ребята. И пошла вода в хату…
  Во-первых, сразу скажу: кто против местных ментов возникнет, сам пасть тому порву. Потому как люди они, настоящие люди. Приехали два мордоворота, килограмм по сто двадцать, загово­рили любезно (я иврит уже прилично секу), успо­коили, что в обиду не дадут, что за этим опасным террористом из дома напротив уже выслана группа захвата, но мне надо на всякий случай спрятаться в надежном месте. Я сдуру уши и раз­весил. И сдали они меня, болезного, в централь­ную психушку Гуш-Дана.
  Поначалу не сообразил, где я. Отключился на время, а какая-то милая дама уже кардиограмму снимает. Тут подошел громила в белом халате и спросил только: «Поспать хочешь?» Я охотно со­гласился, до этого долго уснуть не мог, все при­цел чудился, а потом и гранатометы с базуками - тоже. Он меня уколол чем-то, и я вырубился. Вдруг кто-то плечо гладит: «Эйх корим леха?» - слышу. Я на часы - три ночи. Продрал глаза: в лунном свете стоит прекрасная юная дева в белой пижаме и задушевно так вопрос повторяет. Ви­дите ли, в три ночи ей надо срочно узнать, как меня зовут. Я с перепугу подумал, что смерть за мной пришла, да как заорал благим матом. При­бежал «громила», деву (впоследствии выясни­лась, что просто больная девчонка из соседней палаты) увел, дал мне таблетку, и я «улетел». Ут­ром самый сон, а меня опять будят - кровь сдать надо. Тут до меня дошло окончательно, где я и как до такой жизни докатился. Ох, и тяжко же на душе стало, а тут еще «дыня» с бодуна пополам раскалывается, сил нет вообще. Снова таблеточка выручила - прошла головная боль. И решил я воспользо­ваться гостеприимством до конца, а заодно и по­наблюдать, интересно все-таки, первый раз в Из­раиле в дурке очутился.
  Дело прошлое, пришлось мне в Харькове на «Сабурке» (дурдом знаменитый, помнишь, ко­нечно!) лежать, от армии косил. Так там такой жути натерпелся в свои восемнадцать - до сих пор с содроганием вспоминаю. А вдруг и здесь то же самое. Сконцентрировался, взял себя в руки и подумал: «Главное, на сульфазин не поддаться - пропаду!» Ох, и дурень же я!
  Пригласили с утра в кабинет к заведующему от­делением на консилиум. Что я могу сказать? По­ражен был участливым, теплым отношением вра­чей, благожелательностью искренней. Расспро­сили о том о сем, а затем передали на беседу «ба арба эйнаим» - «в четыре глаза» моему лечащему врачу, и тут я понял, что нахожусь в надежных руках. Просто поговорили о жизни. Мужик - ум­ница редкая, насквозь человека видит глазами своими синими, добрыми… (Фамилию его назы­вать не буду, прочтет твой рассказ, если напи­шешь, сам догадается, что я ему по гроб жизни благодарен.) Прямо, отец родной. Побеседовали, и мне так легко на душе стало, будто заново ро­дился: вот это доктор, словом лечит! И уверовал я во все хорошее, а ведь помирать уже собирался: то пьянка, то давление, то печень… не хочу об этом сейчас. Короче, порекомендовал мне доктор от­дохнуть какое-то время в больнице, а там - состояние покажет, где мне дальше находиться. И поверил я ему, и ос­тался, не дергаясь - плевать на дела, здоровье до­роже.
  …Интерьер в отделении изумительный - «сад радостей земных», все утопает в декоративной причудливой зелени, на идеально чистых стенах висят красивые картины. За порядком следят фа­натично - уборка несколько раз в день. Телевизор новейшей модели в салоне, такой же - в курилке. Шестиразовое (!) питание. Дом отдыха, да и только. Казалось бы!.. Решеточки на окнах как-то не согревают…
  Скуки ради, начал наблюдать за местными нра­вами. Действительно, дом скорби! Сколько раз сердце от боли за людей сжималось. Вот где ис­тинное горе, а наши все невзгоды преходящи. Вспомни, Ленчик, житуху нашу бродяжью. Разве мы могли тогда даже мечтать, что достигнем в Израиле чего-нибудь. Куску питы засохшей иной раз рады были, глотку пойла паскудного… Да, переоценка ценностей произошла. Не зря гово­рят: «У кого-то супчик жидкий, а у кого-то жем­чуг мелковат», все в этой жизни только в сравне­нии познается. Ладно, хватит философствовать… По делу расскажу, начну с того, что меня больше всего поразило.
  Процентов восемьдесят медперсонала, врачей и медсестер с медбратьями - «выходцы из бывших республик СССР и СНГ». (Как я тебе газетную формулировочку стандартную выдал?! Ха-ха-ха!) Но с российским персоналом несопоставимы даже - имею в виду отношение к больным людям и заботу о них, горемычных. Наверное, психушка - единственное место в стране, где все предельно вежливы, доброжелательны и всегда готовы помочь не на словах, а на деле.
  Но больше всего окружения впечатлили медбра­тья. Готовая сборная Израиля по штанге, боди­билдингу, пауэрлифтингу и восточным едино­борствам - сразу, одновременно. Ребята - бога­тыри, соль земли израильской! Один парень там есть - Андрюша, врач-терапевт бывший, так это вообще тихий ужас: объем бицепса полметра(!), представляешь? Причем интеллигентное обая­тельное лицо, глаза серьезные, очками дорогими прикрытые. Глянешь на такого и буянить почему-то совсем не хочется. Как говорится: «Даст в рог - черта родишь!» Или Олег - белобрысый, серо­глазый, подстрижен под «братка», но симпатич­ный такой «браток» получился. Скромный мастер спорта по дзюдо, черный пояс. А добряк - равных нет, но, если укусишь его невзначай, чувствуется, что придушит на раз. Или Эдик там работает, стоматолог в недавнем прошлом, рафинирован­ный, подтянутый, вежливый, вроде строгий, но только вроде… опять же, сама доброта. Подру­жился я с ребятами-медбратьями, хоть погово­рить нормально было с кем, без общения хандра накатывала. А что касается контингента стра­дальцев - тут рассказ особый.
  Среди больных, как говорится, «всякого жита по лопате». Попал я в отделение, где лечатся люди с острыми проявлениями какой-либо психической патологии. Острые вспышки в отделении сни­мают, уж в Израиле это делают высокопрофессионально. В общем, подумалось тогда, у меня «на чужом пиру похмелье», я-то вроде бы нормальный, алкаш, правда, запойный, но ведь был бы совсем дурак, то солидным биз­несом  не вертел бы. Зря я так думал, зря. Ведь именно в момент поступления я был точно такой же, как и эти бедолаги.
  Слушай, что потрясло: как у психически непол­ноценных людей развито чувство патриотизма - во время звучания сирены (как раз мой незапла­нированный визит на «День Независимости» пришелся, «повезло»…) все в едином порыве, без чьей-либо подсказки встали и минуту молчали, понурив головы свои непутевые, - я выпал в оса­док, даже они, больные, несчастные мученики, по-настоящему любят свою страну.
  В чем на первый взгляд, по-моему, проявляется больше всего безумие, в каких конкретных по­ступках? Отвечу. В выхватывании друг у друга сигарет (местная валюта) - шмалят одну за дру­гой - единственная отрада в скучном, однообраз­ном прозябании. (А мы, «нормальные», разве не выхватываем по жизни друг у друга кусочки по­слаще?) А так - народ безобидный, рыкнешь - от­валивают в темпе, на рожон не лезут. В курилке людей за дымом не видно, несмотря на вентиля­тор. Это раздражает, конечно, но «чужой мона­стырь». Кормят нормально, обильно и невкусно, зато витаминов много - специальная диета, ви­димо.
  К больным отцам чаще приходят сыновья, отно­сятся с почтением и вниманием, жалеют отцов, видно по всему, а вот к сыновьям - почему-то именно любящие отцы. Отцы, как правило, не выдерживают, слезы глотают незаметно, когда деток обнимают. Сцены не для слабонервных. Молодых достаточно много. Ходят себе целыми днями в обнимку и песенки поют, беззлобно, ми­ролюбиво так поют - идиллия, вернее, псевдо­идиллия. До мороза по коже!..
  И вот через некоторое время пребывания в «доме печали» меня прорвало. Заговорил я сам с собой и с Б-гом, причем, как никогда искренне, себе ведь не солжешь… заговорил, взмолился, возопил со сжатым ртом.
  «Б-же праведный, ты жизнь мне дал, а я ее без­дарно теряю, ибо жизнь под  спровоцированным самим собой до тяжелого безумия алкогольным кайфом - это скотство дичайшее. Ты, Б-же, обез­долил этих страдальцев, но не мне тебя судить. Они живут в сумеречном мире, они не знают ис­тинных реалий, земных радостей - может, им хо­рошо именно так. Но мне, повторяю, ты дал пол­ноценную жизнь с испытаниями и отрадами, с огорчениями и маленькими победами, так зачем же я сам себе приношу такие терзания, а? По­моги, о Б-же, победить самого себя. Пусть это будет последним испытанием и жестоким, но только лишь уроком, и не иначе! Завязываю, за­вязываю, сколько там впереди осталось, в любом случае намного меньше, чем прожил. Как захочу выпить, пошли мне, о Б-же, тягостное видение: бесталанные люди, самозабвенно поющие весе­лые песни в грустном отделении, и пусть это зре­лище образумит и остановит твоего раба в кра­мольном желании!»
  Вот так взмолился и полегчало, камень с души свалился, прилив сил почувствовал, жить захоте­лось, творить, торжествовать и других радовать. Словом, через неделю очищения души в полном смысле слова отправился я домой, размягченный и в то же время «постальневший». Рад, что в пси­хушке побывал - ума поднабрался, да и приори­теты поменял, а восприятие действительности заметно обострилось, надеюсь, надолго. Амен!
  Посидели мы с Левкой еще с полчасика, вспом­нили лихое начало девяностых, собутыльников, в мир иной из-за водки ушедших, на общие темы потолковали и расстались. А я, признаться, крепко призадумался … о «пользе» якобы целеб­ного любимого напитка - пива. Всерьез призаду­мался…
 
 
 
 
 
 
                                                                                            ЖИЗНЬ УДАЛАСЬ!
 
                                                                                          Монолог «эпикурейца»
 
 
  - Я, собственно, чего вам звоню: на объявление в «Секрете» решил откликнуться! Там напеча¬тано, что вы всякие интересные истории готовы выслушать, вот мои приключения и возьмите на заметку, может, рассказик какой-нибудь занят¬ный состряпаете. А мне славы не надо, просто пообщаться с понимающим человеком хочется.
  Я - еврей не галахический: мать - щирая хох¬лушка, а отец покойный - настоящий местечко¬вый а ид. В общем, ридна маты - Украина, а рид¬ный батько - ИзраИль. Так его, кстати, и вели¬чали: Израиль Соломонович. А меня, соответст¬венно, звали там, в Полтаве: Григорием Израиле¬вичем, а чаще - просто Гриней или Грицем на ук¬раинский лад.
  Батька у меня веселый был, в любой ситуации жизни радовался, даже когда на Колыме в ста¬линской зоне маялся и в штрафбате с фашистами воевал. Руку ему на передовой без наркоза ампу¬тировали, а он, знай, напевал себе во время опе¬рации. Наверное, потому что все его предки - не¬унывающие хасиды бреславские. Генетически, думаю, и мне его нрав беззаботный передался - я никогда не паникую и всегда Б-га благодарю, что на земле прекрасной еще пока нахожусь. А здо¬ровьем точно в матушку пошел: потомственный казак запорожский, «сичевик», силушку природа дала богатырскую. Эти качества в совокупности, видимо, и выжить помогли в Израиле после всех бед нахлынувших.
  Я, знаете ли, инвалид на костылях. Инвалидом стал из-за неукротимого жеребячества собствен¬ного. Об этом дальше поведаю, а раньше надо бы для полноты, так сказать, впечатления отреко¬мендоваться полностью. Окончил я в свое время строительный техникум и работал прорабом на стройке. Сами понимаете, каким дефицитом вла¬дел. Потому и стал страшно недоверчивым к ба¬бам. Где связь, спросите? Отвечу. От бабы ведь искренних чувств хочется, и если она только вы¬году от интимных отношений ищет, то противно на душе становится. Сколько раз приходилось в самый ответственный момент слышать один и тот же опостылевший вопрос: «А вы белила дос¬тать можете?» Возможные варианты: известку, алебастр, цемент, олифу. У меня от подобных заявок буквально все опускалось поначалу, а по¬том ничего, привык. В порыве страсти золотые горы сулил, правда, слово держал - народным добром, благо, несчитанным, расплачивался по¬маленьку, хоть и плевался порой от неуважения к самому себе. Надоел в конце концов бесконеч¬ный кобеляж, и я женился.
  С женой жил недолго, полтора года всего. Вы¬гнала она меня за «левый уклон», хоть и любила всей душой. А чего же не любить: мужик видный, при профессии солидной, собственный дом - полная чаша, бабки водятся, от людей почет. Слишком правильной оказалась… Оставил ей с дочуркой грудной свое хозяйство и деньгами по¬могал неизменно. В этом плане совесть моя чиста. Дочка выросла незаметно, сейчас замужем в Украине, двое внучат имеются. А вот связи ни¬какой с ними нету.
  Да, почет был, еще и какой! Помню, бывало, зайдешь в ресторан, и сразу же толстяк Моня Пу¬гач, главный лабух в оркестре, нюхом чуя, что благодарность последует незамедлительно, при¬ветствует дорогого гостя, то есть меня - громко объявляет с артистически поставленной приблат¬ненной интонацией:
  - Для блягородных людей - блягородная музыка!
  И солист, любимец прекрасного пола Яша Зай¬чик, лихо запевает «Шли мы раз на дело, я и Ра¬бинович…»
  Надо сказать, что фамилия моя как раз Рабино¬вич, редкая фамилия, даже, сказал бы, изыскан¬ная! Шучу! А работал я тогда уже заведующим складом строительных материалов. Первый чело¬век для частников-домовладельцев, ремонт теку¬щий делать всем нужно. Как не спился от еже¬дневных магарычей и денег шальных - до сих пор удивляюсь. Шиковал частенько, на курорты раз¬влекаться ездил, да что там говорить, молодость! Так и прошла вся жизнь в пьяном тумане и на чужих подушках. Не жалею ни о чем, на роду, видать, так написано, от судьбы не уйдешь!
  В девяностом в Израиль перебрался, новую жизнь начать пожелал. Опытный завскладом ни¬кому здесь не нужен, пришлось брать метелку в руки. Я не сетовал на перемены, трудился честно на свежем воздухе в две смены и мечтал о хоро¬шей женщине для устройства семьи. Женщину искал методом отбора, опытным путем, чай, не мальчик, в «товаре» разбираюсь. На гостинцы, винцо там хорошее, деликатесы разные не ску¬пился. И все-таки не везло катастрофически.
  Почти у всех баб одиноких в нашей стране ин¬тересная система. Каждая считает, что она тебя осчастливила, что только у нее женское «устрой¬ство» в наличии имеется. И поэтому ты просто обязан оплатить ее, как это слово, сейчас вспомню, а вот - «эксклюзивные» услуги. Я - по¬жалуйста, естественно, в пределах разумного, но когда случайная партнерша после первой же со¬вместной ночи категорически заявляет, что ты должен ей помочь - «одолжить» на неопределен¬ное время триста-пятьсот (а иногда и больше!) шекелей, то невольно задумаешься, стоит ли про¬должать встречаться с милой «скромницей». И так мне «фартило» с удивительной закономерно¬стью, сплошь и рядом - хапуги неприкрытые. Психанул я и стал встречаться только с замуж¬ними: меньше риска, что по миру пустят. Подза¬был о чувстве мужской солидарности, о заповеди «не пожелай жены ближнего своего», за это меня Б-г и покарал!
  Шесть лет тому назад этот трагический случай произошел. Стукнуло мне как раз пятьдесят пять годков, но на вид больше сорока пяти никто не давал. Вот я и «нырнул» к одной тридцатилетней молодухе, пока ее муж в шмире трудовую ко¬пейку добывал. Дело было летней ночью. Нами¬ловались всласть, я и задремал с устатку. А дальше - ситуация анекдотическая. Муж, оказы¬вается, приболел и срочно заменился. Привезли его, бедолагу, домой на служебной машине и звонят супружнице в дверь, принимай, мол, бо¬лезного, лечи лаской женской и теплом домаш¬ним. Подруга моя обмерла, а я не растерялся: шмотки в руки и сиганул вниз с третьего этажа. По молодости такие подвиги прокатывали, а в этот раз номер не прошел. Поломал обе ноги, да так поломал, что пришлось косточки по частям собирать, и на костыли через полгода встать. Что пережил - вспоминать больно…
  Но духом не упал, жив остался, и слава Б-гу! Могло быть хуже. Однако образ жизни пересмот¬рел и призадумался. Выводы сделал для себя не¬утешительные и решил впредь не искать приклю¬чений на свою задницу, а просто плыть по тече¬нию, причем соблюдая некоторую осторожность.
  Сейчас существую на пособие по инвалидности - спасибо стране нашей, в беде не бросили. Сни¬маю за двести пятьдесят долларов комнатушку на первом этаже доходного дома в районе старой таханы мерказит. За удобства не плачу по дого¬воренности с хозяином. Условия сиротские, но много ли мне надо. Телевизор есть, на харчи хва¬тает и даже на такую роскошь, как еженедельная покупка «Секрета». Но есть и особая статья рас¬ходов, сейчас расскажу.
  Я же еще не совсем старик, пыл поугас, но ого¬нек тлеет, иногда вспыхивая и требуя конкретной подпитки. Раз в неделю навещаю одну молодую симпатичную даму по имени Оля, родом из Ук¬раины. В махоне я у нее любимый клиент. Даже скидку небольшую мне кассир делает за постоян¬ство. Девка хорошая и непритязательная, а уж как старается меня ублажить - слов нет. Покидаю ее физически опустошенный, зато духом воспря¬нувший, «есть еще порох в пороховницах»! Плохо, что на разговоры времени у нас почти не остается - работенка у нее, как на конвейере. По¬дарил ей восьмого марта духи недорогие, так она аж прослезилась и меня расцеловала - умеет быть благодарной и добро чувствовать, не оскотини¬лась вконец. Жалко мне ее очень, но она в моей жалости вовсе не нуждается. Работает Оленька целенаправленно, наркотой и водкой не балуется. Ждет когда сумма необходимая для покупки приличной квартиры в Киеве наберется. Пока ма¬тери-старухе и сестре с малолетним племянником помогает. Грех осуждать неутомимую труже¬ницу.
  А на меня со стороны знакомых женщин идет активная осада, несмотря на мою уродскую (ноги-то в разные стороны смотрят) инвалид¬ность. Бабы по сути своей все расчетливые - знают, что пособие неплохое, главное, пожизнен¬ное получаю плюс квартирные немалые, вот и действуют нахрапом. Мол, тяжело тебе, убогому, прибираться, готовить, стирать, помощница на¬дежная и умелая необходима. Одна соседка оди¬нокая, моя ровесница, открытым текстом предло¬жила вместе жить, так дешевле, мол, да и сама она хозяйка великолепная и женщина еще при¬влекательная во всех отношениях. Давай, гово¬рит, попробуем пару неделек для начала, гля¬дишь, «стерпится - слюбится»! А я полным «шлангом» в такие моменты прикидываюсь. Поддашься пару раз на «одолжения» - тут же на шею сядут…
  Не хочу бабского ига, обжегся достаточно. Са¬мостоятельно управляюсь, руки-то целые: супчик сварганить, картошки нажарить, яйца сварить - не проблема. Стиральную машину имею, белье раз¬весить в состоянии. А сейчас еще позволил себе роскошь - взял в рассрочку импортную электро¬коляску с багажником, поверишь, крылья вы¬росли. Двадцать километров запросто осиливает при одной зарядке. А мне столько и не надо, на шук а Тиква съездить, фруктов и овощей подсоб¬рать, потрохов купить подешевле - через мост пе¬ребрался и там несколько  кварталов, считай, ря¬дом. Махон любимый - тоже недалеко. Куда мне особенно колесить? Во дворе вечерами  «козла забиваю» с земляками пожилыми, беседуем о де¬лах насущных, чисто человеческое общение есть. Если иной раз во дворе не появлюсь, то ребята в окно кличут, о здоровье справляются. Это удобно: коли помру, то окружающие тут же уз¬нают - смердеть долго не придется. Иногда и бу¬тылочку пива могу выпить без всякого ущерба для здоровья, а вот водку не пью совсем, норму за долгие годы выполнил с избытком. Живу пол¬ноценной жизнью и совершенно удовлетворен, Б-га не гневлю. А если с Оленькой и грешу изредка, так и праотцы наши блудницами не брезговали!
  И еще по поводу блуда хочу добавить. Выска¬жусь уже до конца, коли разговор затеял. Сделал я вывод, что периодически встречаться с прости¬тутками гораздо выгоднее для кармана и спокой¬нее для души. Оплатил предоставленные услуги и гуляй себе без хлопот особых. По крайней мере, никто тебе на мозги систематически не капает, не рассказывает горестно о материальных затрудне¬ниях и не вымогает нахально бабки. А может, это только мне так удобнее? Нет, по-видимому, от¬вета однозначного. Ты - человек пишущий, тебе виднее.
  Понравилась история о довольном еврее? По-моему, довольный еврей - большая редкость. Если напишешь, и напечатают - сообщи, не от¬кажи в любезности. Куплю несколько экземпля¬ров, перед знакомыми похвастаться и Оленьке на память подарить. Пусть позавидуют инвалиду Грине, и у него что-то хорошее в этой непредска¬зуемой житухе есть!
 






Леонид Ольгин