Прошу политического убежища!!!
Кто только нынче не просит в Германии политического убежища: и те, кто хочет есть сытнее, и те, кому неохота служить в армии в наше смутное время, и те, кто в долгах, как в шелках, и те, на кого «братки» охотятся, и те, за которыми зона плачет. Да мало ли причин, заставляющих человека сорваться с насиженного места и броситься во все тяжкие. Понятно одно: от добра добра не ищут- бежит народ не от хорошей жизни. Но всякий ли соискатель может рассчитывать на получение вожделенного статуса? Нет! Только те, кто сумеет обоснованно и документально доказать, что на родине его преследуют за политические, религиозные или сексуальные убеждения.
Статус беженца в Германии может быть предоставлен на временной или постоянной основе. Временное убежище обычно получают курды, афганцы, чеченцы и с недавних пор граждане Ирака- правительство Германии рассматривает ситуацию у них на родине как временное препятствие к возвращению домой. Убежище на постоянной основе чаще всего получают женщины из ближневосточных стран и гомосексуалисты из Кубы. Ни Россия, ни Украина, ни Белоруссия, ни Молдавия, ни бывшие среднеазиатские республики, несмотря на все имеющиеся там проблемы, не являются странами, жизни граждан которых угрожает опасность. Канули в Лету те времена, когда перебежчики из соцлагеря принимались здесь с распростертыми объятьями. Два года назад правительства Дании, Швеции и Норвегии через средства массовой информации обратились к гражданам стран СНГ, пребывающим на территории Евросоюза. В заявлении сообщалось, что этой категории эмигрантов будут отказывать в предоставлении убежища. Тем не менее, в Западной Европе полно азюлянтов! И все лепят свою «легенду».
Немцы проверяют ее особо тщательно. Только в начале этого года Ведомство по признанию беженцев рассмотрело 40 тысяч подобных заявлений и большинство из них- 64, 7% отклонило. Россия удерживает третье место по числу запросивших убежища в Германии после Турции и Сербии с Черногорией. В текущем году, как сообщили в Министерстве внутренних дел Германии, соответствующее прошение подали 1476 россиян. Из них только в июле- 213. На сегодняшний день подавляющее большинство из них уже на родине. Тем же счастливчикам, кому удалось доказать свою политическую преследуемость на родине, расслабляться все же не стоит. Современное законодательное положение обязывает ведомство по признанию политических беженцев наблюдать за ситуацией в зарубежных странах. Исчезновение предпосылок для предоставления убежища должно вести к немедленному аннулированию статуса. К концу трехлетнего проживания в Германии компетентное ведомство, обнаружив изменения в лучшую сторону в стране происхождения беженца, отправляет его на родину.
«Завидовать оставшимся здесь азюлянтам может разве что люто ненавидящий себя мазохист, - говорит 40-летний Владимир из Братска, уже три месяца ожидающий решения своей участи. –Судите сами: статус абсолютно неопределенный, с работой проблемы. Это там, на родине, многим кажется, что перейдут они границу где-нибудь в Герлице, подкатят к немецкому полицейскому, затянут жалобную песню: «Азюль- проблем- Чечня» или прочтут по бумажке: «Их мёхте политишазюль!» - и по мановению волшебной палочки получат аусвайс гражданина Германии. На самом же деле все обстоит более чем печально. Несколько месяцев, пока немцы будут разбираться с твоей «легендой», ты будешь сидеть в своей общажной конуре с каким-нибудь полоумным напарником, хорошо, если русскоязычным. Передвигаться разрешается только в радиусе 50 км. В гости к тебе никто прийти не может, так как с восьми вечера - время соблюдения тишины, с 22 часов – отбой: всем спать, как в детском саду! Нарушишь- вылетишь из общаги. Мне, например, в напарники попался бомж-тезка из Ростова, от чьих ночных россказней имею квадратную голову. Красавец этот полгода просидел в тюрьме – направлялся на заработки в Ирландию да залетел в Германии без документов на черных работах. Сидит на отказах в жилье и работе. Долбит русское посольство, чтобы выдали ему справку о том, что Россия от него отказалась. Думает, что ему немцы тут же паспорт на блюдечке поднесут. Свободное время (а оно у него все свободное- на языковые курсы не ходит) ворует в супермаркетах: нажирается там, напивается, бросая на месте бутылки и упаковки, и в общагу является с полным пакетом уворованной снеди. Самое смешное будет, если этому ворюге азюля дадут, а Ваньке из Кишинева, нашему соседу по этажу, нет».
У 34-летнего Ваньки ровно столько же шансов, сколько и у вороватого ростовчанина, но он не расстраивается: «Я точно знаю, что получу отказ, но пока будут разбираться с моей «легендой», успею деньжат срубить и жене отправить. Я «черню» на стройке, куда меня земляк пристроил на подсобные работы. Приеду- квартирку махонькую куплю, жену приодену и на работу устроюсь. У нас, если дашь хорошую взятку, место сразу найдется. Так что я при любом раскладе выигрываю».
Антон из Одессы здесь уже почти год. На родине был предпринимателем, но не упел разбогатеть: «Братва мне на хвост села: магазин мой сожгли, а меня исполосовали, - показывает кривые шрамы на брюшной полости.- Второго предупреждения обещали не делать, а сразу убить. Спрятал я жену в деревне у тетки, а сам сюда прошмыгнул нелегально из Польши. Дома я мог позволить супруге чуть не каждый месяц мотаться за границу, а тут у меня и на сигареты часто нет денег. А я хочу работать! Все могу делать: побелка, покраска, ремонт любой бытовой техники. Вот только воровать не обучен. Когда я перемахнул границу во Франкфурте-на-Одере и по автобану автостопом добирался, три дня вообще ничего не ел. Зашел в магазин, подержал хлеб и не смог даже откусить, хотя вокруг не было ни души. Мне сейчас коллеги по несчастью говорят, что я дурак, что многие из них воруют. Вы бы послушали на кухне эти «Курсы молодого бойца». Вчера, например, один кент просвещал народ: «Если «алярмка» на одежде в супермаркете синего цвета, то ее нельзя ломать кусачками - забрызгает краской». Вот так и крутятся, ведь на тот сороковник, который на руки выдают, прожить невозможно, а соблазнов вокруг- только держись!»
Да, соблазны здесь имеются, но азюлянтам они не по карману. Свой досуг многие из них проводят в Spielhalle, где можно, хоть круглосуточно, «шары катать», попить бесплатно кофе с печеньем и о своем скорбном житье покалякать с себе подобными. Еще одним видом развлечения для соискателей убежища являются походы на свалку, где можно разжиться и телевизором, и ковром, и вполне сносным мягким уголком, и велосипедом. Всем этим добром можно не только обставиться, но и кое-что отправить домой посылками, что многие и делают. А еще азюлянты любят ходить на русскую дискотеку и на вечера танцев «Для тех, кому за 30». Именно на них они надеются решить вопрос «безбабья», как выразился косящий под чеченца 30-летний Гиви из Тбилиси, и как программу-максимум осуществить «глубокое внедрение» с целью смены статуса азюлянта на иной- супруг гражданки Германии». Правда, тут у ребят сплошные обломы. Дамы, посещающие «русские пляски», редко имеют немецкое гражданство. А те, которые его имеют, «в гробу видели ухаживания азюлянта». «Закадрить подходящую барышню весьма проблематично, - делится со мной Гиви.- Кому ты нужен без денег, одетый от Каритаса, с комплексами и ежедневным страхом высылки. Оно и понятно: бабы, они сильных любят, уверенных в себе. А мы? Языка не знаем, всего боимся, от всего шарахаемся. На роже- клеймо аутсайдера. Бывает, порой видак вынесешь из магазина, сдашь его за полцены, снимешь телку из землячек (мы своих на раз вычисляем), пригласишь ее в кабак- тары-бары, ля-ля, фа-фа, ну и расколешься, что азюлянт- у нее сразу рожу перекашивает, тут же на поверхность возникает друг, к которому она спешит. Короче, чужие мы на этом празднике жизни».
Думаю, многие из наших земляков, соискателей убежища, вместо воровства, с удовольствием бы зарабатывали, однако законодательство Германии не предоставляет им такой возможности. Они с самого начала предупреждаются о запрете на поиск рабочего места. Как говорится, проблемы индейцев шерифа не волнуют.
Но как бы там ни было, а убежище, даже временное, многим из них помогает подзаработать, просто передохнуть и собраться с мыслями перед возвращением на родину. Кому-то из них немцы оплатят перелет до столичного аэропорта и дадут по 50 евро на брата, чтобы добрались до своих родных пенатов. А кто-то, получив отказ в убежище, растворится в пространстве, чтобы вскоре сдаться в другой европейской стране под другим именем.
Ассимиляция? Интеграция? Сепарация?
Тема интеграции иммигрантов в новое общество стара, как мир. Ее обсуждают на бюргерских кухнях и политических трибунах, она доминирует на интернетовских сайтах и в статьях социологов, психологов, публицистов. О ней не сказали своего слова разве что газеты, пишущие исключительно об инопланетянах. Видать, и впрямь вопрос наболевший. Понимая всю необъятность и неподатливость темы, попытаюсь внести свою скромную лепту в ее обсуждение.
Для начала давайте разберемся с определениями. Ассимиляция – это вариант аккультурации, при котором иммигрант полностью идентифицирует себя с новой культурой и отрицает культуру этноса, к которому принадлежит. Интеграция характеризуется идентификацией как со старой, так и с новой культурами. Это способность реагировать на события жизни страны проживания и как следствие - входить в контакт с новой жизнью. Сепарация- это сохранение этнических особенностей и отрицание представителями этнического меньшинства культуры большинства.
Какие из перечисленных вариантов наиболее характерны для иммигрантов из постсоветского пространства? Привожу ответы опрошенных мною земляков, относящиеся к разным поведенческим моделям.
- Да мы вообще не общаемся с нашими. Зачем нам это нужно? Мы приехали сюда 12 лет назад по контракту и остались жить в Германии. Муж преподает микробиологию в университете. Я работаю в университетской библиотеке. Сын учится в гимназии, демонстрирует успехи в теннисе. Мы с трудом нашли квартиру в доме, где совершенно нет иностранцев, общаемся исключительно с аборигенами нашего уровня. У нас есть хорошие друзья: две семейные пары преподавателей. Вместе с ними ездим на отдых в разные страны. Сын тоже дружит только с местными мальчиками. Почему? Да потому что они не ходят на дебильные русские дискотеки, не дерутся, не курят травку, а занимаются спортом и думают о своем будущем. Мы с мужем тоже не тусуемся на примитивных вечерах, где собирается совковый люд и танцует под песни Васи Пряникова. Посмотрели бы вы на этот народец! Подобные контакты интеллигентного человека просто компрометируют.
- Наша семья имеет приятелей и среди местных, и среди наших. Практически в равных пропорциях. Газеты немецкие читаем, но больше любим русскоязычные. Они не такие скучные. Я работаю на немецкой фирме, супруга- в русском магазине. Отпуска проводим иногда в Омске, на родине. Иногда- на западно- европейских курортах. Дети, правда, ездить на родину не любят. Предпочитают каникулярное время с одноклассниками в спортивном лагере на берегу Рейна проводить. Дома мы говорим по-немецки, но русское телевидение у нас есть. Его больше жена с тещей смотрят, а дети предпочитают немецкие каналы и компьютерные игры. Интегрировались ли мы окончательно? Думаю, да. Во всяком случае, никакого дискомфорта в Германии не испытываем. Скорее, сталкиваемся с этим на родине, где все уже стало чужим и странным.
- А что нам те немцы? Мы сам по себе, они сами по себе. Кивнем головой в знак приветствия, и все контакты. Никто никого не трогает. С языком у нас большие проблемы. Приехали после пятидесяти, память уже неважная. Да он не особо и нужен нам этот немецкий. Телевидение у нас русское, пресса и книги тоже. Друзья- приятели все из наших, контингентных. Врачи русскоязычные. Для закупок в магазинах у нас словарного запаса хватает. Мир познаем с русскими бюро путешествий. Получаем социал. Не роскошествуем, но жить вполне можно. Считаем, что мы частично интегрировались. А что? Законов не нарушаем. С местными не конфронтируем. В немецкое общество мы, конечно, не влились, так не возвращаться же из-за этого обратно. Там нам было еще хуже.
Итак, рассмотрим первую поведенческую модель, которую психологи называют ассимиляцией. Люди с первого дня жизни в новой стране положили за правило: в доме - ни слова по-русски, с бывшими соотечественниками - никаких контактов, весь свой опыт жизни на родине перечеркивается как неудачный, и начинается жизнь с чистого листа. Идет отказ от национальных традиций и обычаев. Все, что связано с родиной, забывается, как страшный сон. Никаких русских книг и прессы! Не дай бог поставить антенну с русским телевидением- не для того оттуда смылись, чтобы здесь бестолковую российскую жизнь созерцать. Дети постепенно забывают родной язык и уже не могут общаться с родственниками, оставшимися на родине. Стесняются перед приятелями приехавшей в гости бабушки: выглядит она совсем не по-немецки и говорит по- своему. С произведениями наших классиков молодая поросль знакомится в немецком переводе (хорошо, если знакомится вообще).
Самосознание этой группы меняется. Этнокультурные особенности исчезают даже из личной жизни. Ассимилянты изо всех сил стараются быть большими немцами, чем коренное население. Казалось бы, что в этом плохого? А вот что. Психологи считают ассимиляцию не просто карикатурой, а серьезной опасностью, ибо этническая, культурная идентичность, от которой так легко отказались «Иваны, не помнящие родства своего», является важнейшей частью ядра человеческой личности. В ней заключены базовые ценности, нормы, так называемая «этническая картина мира», которая формировалась у человека на протяжении всей его жизни. Это - незримый стержень, на который потом нанизывались другие, более зрелые представления, и если его выдернуть, есть опасность, что вся остальное просто посыплется, что чревато тяжелыми психическими расстройствами. Кроме того, в индивидуалистических культурах Запада ничто так не ценится, как человеческая уникальность, непохожесть на других, поэтому лишать себя тех отличий, которые дает этническая культура, означает обеднять свой мир и проигрывать в конкуренции уникальностей.
Обратимся ко второй модели, подразумевающей процесс сближения и объединения разобщенных групп в единое общество, все члены которого чувствуют себя достойно и полноценно. При котором представители меньшинств сохраняют свой родной язык, культурные особенности и национальное самосознание. Они вливаются в общество большинства, предпосылкой к чему является знание и уважение его культуры и государственного языка. Специалисты выделяют четыре следующих критерия интеграции:
1) наличие официальной работы, обеспечивающей достойное существование по принятым в немецком обществе стандартам;
2) знание немецкого языка;
3) включенность в социально-информационную сеть - потребность в использовании немецких средств масс-медиа; наличие неформальных контактов с немцами;
4) освоение местных бюрократических структур.
Одним словом, все те элементы, которые все мы рано или поздно осваиваем. Почти все, ибо есть еще одна, совсем немалая, группа иммигрантов, о которой Игорь Губерман написал:
С душой, раздвоенною, как копыто,
Обеим чужероден я отчизнам.
Это- ничто иное, как сепарация, «жизнь в капсуле». Общение с аборигенами у этой группы сведено до минимума. На них сепарант с опаской поглядывает из своей стайки. Не потому, что они ему так неприятны, а потому что он стыдится своей гремучей смеси швабского диалекта с целинным прононсом или полтавским суржиком, отсутствия завоёванных позиций и достойных целей. Трудности межличностного общения при построении коммуникативных связей мешают этой группе почувствовать свою психологическую общность с гражданами Германии. При социологическом опросе выяснилось, что лишь 28% иммигрантов способны идентифицировать себя с немецкой культурной группой, а 22% опрошенных принципиально не относят себя ни к какой культурной группе.
Если иммигрант не идентифицирует себя ни с культурой этнического большинства., ни с культурой этнического меньшинства, результатом является этнокультурная маргинализация. Пытаясь уйти от «русских корней» и «русской культуры», эти люди не в состоянии прийти к культуре немецкой. Подобное явление создает состояние внутренней напряженности, ощущение общественного небытия, которое они пытаются компенсировать за счет создания собственных «колоний» и поселений, где в привычном окружении они смогли бы чувствовать свою сопричастность хотя бы к этой малой группе.
В рассказе «Георгий и управдом» Владимир Каминер описывает именно такую группу наших земляков:
«…Окунаться в немецкую культуру они не хотят. Им куда приятнее вариться в собственной каше. Вот и создают они свои клики и гетто. И сидят себе дни напролет в своих пивнушках, смотрят свой футбол да потягивают свое пиво. Они громко говорят на улицах, в магазинах. Где оно, уважение к местному люду?.. И местных это действительно унижает. Доносящийся отовсюду чужой говор наводит на мрачные мысли: может, иностранцы говорят о них что-то дурное?.. А, может, и того хуже – что-то замышляют против них?.. И, пребывая в глубокой обиде на чужаков, они со своей стороны тоже их общества избегают…».
Выключенность из социально-коммуникационных и профессиональных связей в чужом обществе порождает дестабилизацию, деградацию, отмирание привычных для личности социальных ролей. У многих иммигрантов на этой почве включаются различные формы психологической защиты, например, регрессия, когда человек пытается мысленно вернуться туда, где он чувствовал себя спокойно и уверенно. Но, побывав на родине, визитер с ужасом понимает, что просто «выпал из обоймы» и стал совершенно чужим там, куда так стремился за утешением и лечением ран, нанесенных чужбиной.
В Германии проживает 3,5 миллиона выходцев из бывшего СССР. В иммиграции все они оказались между двух миров с равным притяжением. Куда их в конце концов притянет, покажет время. В идеале хотелось бы, чтобы наши земляки сохранили лучшее из великой русской культуры, обогатившись многоцветьем культуры немецкой. То есть, ИНТЕГРИРОВАЛИСЬ.
|
