Уедем куда-нибудь в глушь
От этой дотошной, лотошной,
Крикливой, кривой, суматошной
Москвы, где тебе я не муж!
От рыночных клуш, от реклам,
От этого смога и смрада!..
Ведь вовсе не много нам надо –
Чтоб каждый ломоть пополам.
От потных, залапанных душ,
От столиков липких и стоек,
От коек чужих, от попоек –
Уедем куда-нибудь в глушь.
Где всё по старинке течёт,
Где время неспешно и важно
Плывет, как гружёная баржа,
Под мерный кукушечий счёт.
Чтоб верить в простые слова,
Чтоб утро звучало, как месса,
В соборе соснового леса!
И чтоб через год или два
Вдруг так захотелось назад,
В медвежьи объятья столицы,
Где наших безумств очевидцы –
Каретный, Ордынка, Арбат.
Вдруг так захотелось домой –
До спазма, до волчьего воя –
В бурлящее, злое, живое –
В котёл, что зовётся Москвой!
Ведь знаем, смешно тишины
Искать нам, испорченным детям.
Ведь знаем, что городом этим
Мы неизлечимо больны.
***
Все слова мои – невпопад,
И сбоит строка.
Ведь моя любовь – водопад,
А твоя – река.
Ты смеющийся даришь взгляд,
Ты почти близка.
Но моя любовь – водопад,
А твоя – река.
Я не спорю с тобой ничуть,
Подчинясь судьбе.
Будет к морю всегда твой путь,
Мой всегда – к тебе.
Это вовсе не "злобный рок",
Не пижонский риск –
У твоих разбиваться ног
Миллионом брызг!
Скроет ряска небытия
Наших лиц черты.
Но пока не иссякну я –
Не иссохнешь ты.
И неважно, какой расклад
Нам сулят века,
Ведь моя любовь – водопад,
А твоя – река.
***
Чернышевский сидит на Покровке
У трамвайной сидит остановки.
Смотрит вдаль – и не видит ни зги.
Трёт очки свои в тщетной надежде –
Тёмен жребий России как прежде,
От кремлёвских палат до тайги!
Не найти на вопросы ответов.
В рэкетиры подался Рахметов.
Молчаливый истории суд
Тяжелей, чем тюремные нары.
Вере Павловне снятся Канары,
И студенты цветов не несут.
Как он чист и наивен был, боже!
Светоч мысли, кумир молодёжи,
Обличитель – почти диссидент,
К топору звавший сонное царство,
Претерпевший нужду и мытарства –
Чтобы здесь обживать постамент.
Где шумят, зеленея, бульвары,
И влюблённые шепчутся пары,
И пропойца небритый в пальто
Собирает по урнам бутылки,
И трамваи звенят у развилки,
И что делать – не скажет никто!
***
Должно быть, Бог, когда тебя творил,
Задумал некий идеал бесспорный.
Над каждою чертой как ювелир
Работал он, прилежный и упорный.
Из самых лучших дорогих пород
Ваял Господь, усталости не зная,
И благородный лоб, и нежный рот,
И стан, каким гордилась бы Даная.
Такую сотворить, как он решил,
Трудней, чем отделить от влаги сушу.
Но он пытливый ум в тебя вложил
И тонкую, чувствительную душу.
И был уже от цели недалёк
Творец, и штрих остался пустяковый.
И, видно, кто-то Господа отвлёк,
Какой-нибудь проситель бестолковый.
Вернулся Бог к рабочему столу.
Тобой залюбовался он невольно
И, вознеся трудам своим хвалу,
На жизнь благословил тебя, довольный.
И вот, недоработана чуть-чуть,
Живёшь ты – и прелестней не бывает.
И сам Создатель не подозревает,
Что дух свой позабыл в тебя вдохнуть!
|
