Леонид Ольгин
Леонид Ольгин
Леонид Ольгин
Сам о себе, с любовью…Статьи и фельетоныЗабавная поэзия
Литературные пародииИ будут звёзды моросить..Путешествие в Израиль
Гостевая книгаФотоальбомФорум
Журнал "День"Любимые ссылкиКонтакты
 
 



Международный эмигрантский, независимый общественно - просветительский и литературный журнал «ДЕНЬ»

Журнал «ДЕНЬ» > Выпуск № 17 (27.06.2005) > Разговор Абрама Моисеевича с чертом.

написано: 27 июнь 2005 г. | опубликовано: 29.06.2005

 

Валентин ДОМИЛЬ, рубрика "Иронические размышлизмы"

Разговор Абрама Моисеевича с чертом.

 

                                      
           К Абраму Моисеевичу пришел мужчина и сказал будничным голосом:
Я черт.
На черта вы не очень похожи, - заметил Абрам Моисеевич. – Где ваша
атрибутика?
-     Атрибутика!? – Удивился черт. В начале  ХХI века. Представляю себя на улице с
хвостом и рожками.
Ну, хотя бы камзол, сапоги с ботфортами и берет, - не сдавался Абрам
Моисеевич.
 Никаких беретов, - отрезал черт, - на работе мы одеты, как люди. Летом –
безрукавка, шорты и тапочки. Зимой – свитер, джинсы, кроссовки и что-нибудь от дождя. Если дождь идет.
            -     Тогда продемонстрируйте ваши возможности, - попросил Абрам Моисеевич. – Уберите из комнаты мебель. Или пройдите через стенку   и вернитесь обратно.
            -     Я вам что, Давид Копперфильд? – Обиделся черт. – Наша фирма «Андеграунд интернешенел» достаточно серьезное учреждение, для того, чтобы размениваться по пустякам.
Хорошо, - согласился Абрам Моисеевич, - можно без атрибутики. Но, во-
первых, почему я? И что вы предлагаете, во-вторых?
Это уже подход, - обрадовался черт. – Ваша душа заняла  первое место на
конкурсе  «Тот свет не за горами». И мы подготовили несколько проектов.
Допустим, - уронил Абрам Моисеевич. – Назовите пару, для интереса.
Для начала один, - засуетился черт. – В обмен на вашу душу, мы предлагаем
молодость и любовь всех женщин без исключения.
Только этого мне не хватало, - скривился Абрам Моисеевич. – Вы что-то
говорили про начало  ХХI века?
Ну и что? – Не понял черт.
А то, - объяснил Абрам Моисеевич, - человек, который строит из себя Казанову,
в наше время получает больше неприятностей, чем удовольствий.
Мы вам сделаем прививку от СПИДа, - пообещал черт.
А иммунитет от мамаш вы мне тоже обеспечите? -  Поинтересовался Абрам
Моисеевич. -  Они  объявят меня отцом детей, которые тут же у них появятся. А обвинения в сексуальном домогательстве?
           Черт замялся и начал ерзать на стуле. Он не ожидал от Абрама Моисеевича такой проницательности.
Ладно, - сказал черт, придя в себя, - берите богатство. Ваше твердое «да» и я вам
гарантирую место в клубе мульмиллионеров рядом с Джорджем Соросом и бароном
Ротшильдом.
А пособие по старости, - засомневался Абрам Моисеевич, - как только я стану
богатым, у меня заберут пособие.
Ну и что, - удивился черт. - Зачем вам пособие при таком богатстве?
Богатство, как придет, так и уйдет, - объяснил Абрам Моисеевич, - а на пособие
можно жить до 120 лет. Хоть и с трудом.
          Черт  тяжело вздохнул. Выпил стакан водки. Водка   возникла из воздуха. Крякнул. И сделал последнее предложение.
Исключительно из уважения к вам, - произнес он торжественно, - одна душа в
обмен на три престижных должности. Депутат Кнессета сразу. Министерский пост, со временем. И премьер-министр, когда вы там обживетесь.
Черт привстал в расчете на  изъявление чувств. Изъявлений не было. На лице
Абрама Моисеевича застыла мысль. Он думал о роли личности в истории. И о путях формирования истеблишмента.
Если это  обычная такса, - думал он, - тогда мои идеалы растоптаны прозой
жизни.
Берите, берите, - торопил черт, - у меня ещё много дел.
А если я не возьму? – Спросил Абрам Моисеевич. – Ничего себе сделка. Вместо
вечного блаженства там, сумасшедший дом здесь. Вы что, газет не читаете?
           Абрам Моисеевич отвернулся от черта и начал барабанить пальцами по столу. Черт забарабанил  тоже. Потом они повернулись друг к другу.
Можно подумать, что я вас искал, - произнес черт примирительно. – У нас в
конторе такой бардак. Кто-то из аналитиков напортачил. Теперь из-за вашей переборчивости у меня будут неприятности.
А ну покажите, - попросил Абрам Моисеевич.
Черт протянул распечатку.
Абрам Моисеевич взял распечатку в руки и захохотал.
Не  обижайтесь, дружище, - обратился он к черту. – Я действительно Абрам
Моисеевич, но не Кацман, как здесь написано, а Цфацман. Кацман живет в соседнем подъезде.
Черт возьми! Черт возьми! – Залебезил черт. - Я ваш  должник.  Будете в наших
краях, непременно заходите. Спросите Игоря Соломоновича Альтшулера из отдела
услуг.
Нет уж лучше вы, - предложил Абрам Моисеевич, если будете.
Абрам Моисеевич проводил черта к дверям и сказал:
Пару слов о Кацмане. Не предлагайте ему слишком много. Во-первых, не
оценит. Во-вторых,  надует.  С прошлого лет Кацман должен мне стольник. И хоть бы хны.
 
                                         
                                                    В городском саду играет…
 
 
          Здесь оркестр не играет. Даже по праздникам. Здесь сидят старые евреи и говорят за жизнь. Или об жизни. В зависимости от того, где они жили раньше.
           -    Вы не можете себе представить, - обращается Семен Абрамович к Ефиму
Петровичу, - на нашем заводе я был всего лишь инженером по технике безопасности, но все производственные вопросы решались при моем непосредственном участии. – Что думает по этому поводу уважаемый Семен Абрамович? – Спрашивал директор. И я говорил, что я думаю по этому поводу.
          -    Почему я не могу себе этого представить? – Обижается Ефим Петрович. –
Аналогичная ситуация сложилась на нашей пищевкусовой фабрике. Ни одна банка майонеза не шла в продажу до тех пор, пока  я не давал добро на вкус.
           У Арнольда Львовича  есть особое мнение по поводу майонеза и его вкуса.
           -    Майонеза, - говорит Арнольд Львович сердито, - не было в свободной
продаже. И его брали, глядя на банку. А потом уже пробовали на вкус. Которого, тоже, не было
           В разговор со своим рассказом вступает престарелый  Арон Зиновьевич. Во
время войны он был старшиной батареи. И с согласия командира – «старлея» распоряжался в блиндаже, как у себя дома.
          -    Товарищ старший лейтенант, - говорил Арон Зиновьевич командиру, - уже
пора открывать огонь по врагу.
          -    Удачная мысль, - соглашался «старлей», -  вот только открою банку
тушенки…
         Над пальмами висит большая ближневосточная луна. С расположенного рядом
Средиземного моря  дует морской ветер. И слышен шум волн. Очень похоже на Крым. Если не придираться к деталям
         Последний раз в Крыму я был со своим приятелем Мишей Френкелем. Миша позвонил в исполкомовский гараж, чтобы за нами прислали дежурную машину.
         -    С вами говорит Френкель из «Сукагазстороя». – У Миши были проблемы с
дикцией. Учреждение, где он работал, называлось «Украгазстрой».
        Незнакомое название поразило диспетчера. И он выслал машину незамедлительно.
        Мишу Френкеля знал весь город. Ни на одной работе он не задерживался
больше двух месяцев. Когда Мише говорили, что это плохо кончится. Он отвечал с достоинством:
        -    Во-первых, - говорил Миша с подтекстом, - я не хочу на них работать.
        -    Во-вторых, - продолжал он, - такого специалиста оторвут с руками. И 
приводил примеры:
        -    Посылает меня управляющий в Москву за дефицитом, - рассказывал Миша.
– Захожу в Кремль. Налево кабинет Брежнева. Направо – Косыгина. Выходит Косыгин и говорит: -  «Френкель из Полтавы! Заходите!»
        -    Не может быть! – Сомневаются слушатели.
        -    Может. - Утверждает Миша. – Жаль, что  вы не знакомы с моим братом
Димой. Когда Чазов занят в «кремлевке» с очередным генсеком всех левых больных он отсылает к Диме в Чернигов.
        -    Твой Брат Дима – известный профессор? – Спрашивают у Миши.
О! – Отвечает Миша гордо. – Дима – старший врач скорой помощи.
        Бедный Миша. У него куча плохо устроенных детей и больное сердце. Но дух
его не угас.
        -    Узнай в Израиле, - сказал мне Миша. – Не найдется ли там место для
руководителя моего масштаба?
       Я прислушиваюсь к разговору, и мне не терпится рассказать свою
историю. Когда-то у меня были неприятности на работе. Я стоял за дверью директорского кабинета. И до меня  доносились громы и молнии. Их низвергал по моему поводу один большой начальник. Для этого он специально приехал из главка.
       И я говорю вопреки правде, и не обращая внимания на здравый смысл:
            -     Сидим мы втроем. Я, наш директор и парень из главка. Пьем марочный
коньяк. И после третьей рюмки парень из главка говорит: - «Спасибо за доставленное удовольствие. Общение  с таким  человеком как вы радует и одновременно возвышает».
Совершенно с вами согласен, - вторит ему директор и наливает по четвертой.
          Все, включая престарелого Арона Зиновьевича,  слушают меня внимательно. И
только Арнольд Львович хочет что-то сказать. Он уже говорит? «Да-а-а…». Но тут приходит жена Арнольда Львовича и зовет его ужинать.
            Арнольд Львович уходит вслед за женой. И его посеребренная  луной спина еще долго движется по аллее, пока не исчезает совсем.
            В городском саду играет… Никто здесь не играет. Даже по праздникам. Это играют, если позволить себе некоторую образность и прибегнуть к метафорам, струны моей памяти. И от их музыки на душе у меня незатихающая грусть.
 
 






Леонид Ольгин